Вставай, скомандовала я себе. И встала. Тихонько досчитала до трех.

Открывай дверь!

И я распахнула дверь ванной комнаты. Незнакомец стоял прямо передо мной и глядел на меня своими странными, темными глазами.

Он улыбался.

Улыбка у него такая, как открытый складной нож.

Мне стало ясно, что я в ловушке. Осталось одно – идти напролом. Ярость моя пересилила страх, я сделала шаг вперед, в его сторону, это ведь мой дом. Незнакомец чуть наклонил голову, во всей его фигуре чувствовалось: он выжидает. И напряжен, несмотря на улыбку. Пиджак, в котором он вышел из самолета и ехал в машине, он тем временем снял, обнажив сильно загорелые руки. Короткая бородка у него неровная, под нею видно, как работают жевательные мышцы.

– Кто вы такой? – спросила я.

– Кто вы такой? – эхом ответил он.

Я возмущенно уставилась на него. И спросила:

– Что вам от меня нужно?

– Что вам от меня нужно? – повторил он, сбив меня с толку. Мою интонацию он имитировал превосходно.

– Что вы делаете в моем доме?

– Что вы делаете в моем доме? – отозвался он.

– Вон отсюда! – завопила я.

– Вон отсюда! – заорал незнакомец.

Потрясенная, я сделала шаг назад. Он же просто сумасшедший!

– Да кто вы такой, черт бы вас побрал? – почти шепотом выговорила я.

Незнакомец с деланным удивлением поднял брови, наигранным движением схватился за сердце, словно спрашивая: «Как это – кто?!» Открыл рот, закрыл рот, будто он поражен и даже шокирован, театрально затряс головой и, наконец, ответил:

– Но я же Филипп, твой муж!

Уголки рта опустились. В глазах мелькнула насмешка. Ситуация его явно развлекала.

Мне казалось, онемение разлилось по всему моему телу. Это сон, что ли? Нет, это не сон, а самая что ни на есть реальность. Глухим голосом я спросила:

– И что все это значит?

Ухмылка искривила его лицо, он даже не потрудился ее скрыть.

– Разве непонятно? Я из Секретной службы. Сделал целый ряд пластических операций, чтобы выдать себя за вашего мужа. Нос, лоб, губы – все новехонькое. Если приглядитесь повнимательней, пока еще увидите рубцы. Филипп Петерсен – моя новая личность. Вообще-то я могу вам раскрыть мое настоящее имя. Но после этого мне, разумеется, придется вас убить.

И он рассмеялся мне в лицо.

Рассмеялся до того отвратительно, что я сделала шаг назад.

А затем правая моя рука, как будто безо всякого моего участия, поднялась и влепила ему крепкую оплеуху. И я услышала собственный крик:

– Где мой муж? Где Филипп, что вы с ним сделали?

Незнакомец схватился за щеку, фальшивой улыбочки как не бывало. Молниеносно вцепился в мое плечо, я попыталась высвободиться, но шансов не было. Он привлек меня к себе, глянул прямо в глаза:

– А вот этого ты делать больше не будешь.

Тут вдруг он меня выпустил, и я было поплелась прочь, бессильная и почти побежденная, но он прошипел еще и такие слова, из-за которых я чуть не впала в безумие:

– Ведь я Филипп, твой любимый муж.

– Вон из моего дома! – заорала я и так съездила ему кулаком в грудь, что он на миг потерял равновесие. – Проваливайте!

Схватила его за руку, потащила к двери, надрываясь от напряжения, кряхтя и со слезами на глазах, но он сопротивлялся и вырвался у меня из рук. Хватая ртом воздух, я встала у двери. Все это просто невероятно!

– Катитесь отсюда куда подальше! – опять закричала я. – Неужели вы думаете, что вам удастся такое провернуть?

Может, собственными руками я и не смогу его отсюда вышвырнуть, но мой дом ему придется покинуть, это уж точно.

А он просто наблюдал за мной. Совершенно спокойно и даже расслабленно. Вдруг стало ясно: он вовсе не сумасшедший, он прекрасно знает, что делает. Молча развел он руками, как будто хотел сказать, что провернуть это ему уже удалось.

И мне снова вспомнился аэропорт. Все эти люди, пресса, фотографы. Только представлю себе завтрашнюю газету! С фотографией, на которой этот чужой человек держит на руках моего сына. А под фотографией – имя Филиппа. Вспомнилось и то, как меня окружили журналисты. И как я допустила, что незнакомец меня обнял, а я произнесла единственную роковую фразу: Какое счастье, что ты вернулся.

Тьфу, проклятие! Тьфу! Тьфу!

Я ринулась мимо него в сторону гостиной, в сторону телефона, готовая к тому, что он преградит мне путь, попытается меня остановить, физически на меня нападет, но ничего подобного не произошло. Вот я у телефона, вот я взяла трубку и только тут услышала, что мошенник последовал за мной в гостиную.

– На вашем месте я не стал бы этого делать, – произнес он спокойно.

Я было решила набрать 110, номер полиции, но вдруг вспомнила, что бывает, если в полицию звонит кто-то из известной семьи: обо всем пронюхает пресса. А мне нужно решить проблему без шума, главным образом – ради Лео. Что же делать, что же мне делать?

Прижала трубку к уху так крепко, что даже больно стало, но ничего не услышала. Нет гудка! Осмотрелась, и вот оно что: мошенник держит в руке телефонный провод. Он вытащил штекер из розетки.

Мы стояли друг против друга, как дуэлянты. Из окна позади него видна была лужайка перед соседним домом, а по лужайке ковыляли четыре вороны. Вдруг вспомнилось, как бабушка рассказывала, что терпеть не может ворон, это, мол, птицы смерти, а мама ей возражала, мол, это глупость, хотя она и сама ворон терпеть не может, они разгоняют маленьких певчих птичек, скоро уже не останется ни синиц, ни малиновок, ни воробушков, одни только вороны. Мне тогда было примерно столько лет, сколько Лео сейчас, и я очень любила малиновок и синичек, мне разрешали зимой их кормить. А после этого я стала швырять в ворон камнями, хотела всех их разогнать, но мама велела мне прекратить это дело.

Вороны издавали гортанные, хриплые звуки. Откуда они вдруг тут взялись? В испуге я отвернулась от окна.

И настоящая паника охватила меня, когда незваный гость вдруг сделал шаг в мою сторону. Мы ведь были одни в моем огромном доме, и я ничего не знала об этом человеке, совсем ничего. Кроме того, что он явно умен. И к тому же наглец. Я обвела взглядом комнату в поисках оружия, которым смогла бы защищаться. За стеклянной стеной гостиной я увидела сад своего дома, из приоткрытого окна доносился детский смех, звук газонокосилки. Сюрреализм какой-то: я здесь, внутри, с этим наглецом, а снаружи продолжается обычный летний день.

– Предупреждаю, что если вы подойдете ближе, я буду кричать на всю улицу. Вы и до трех не успеете сосчитать, а соседи уже вызовут полицию.

Голос мой дрожал, уж не знаю – от гнева или от страха, или от того и другого вместе. И ведь все это ложь, на улице сейчас только старуха соседка, да какие-то детишки. Соседи слева в отъезде. А у госпожи Тайс гремит газонокосилка.