Цирказеанки в ее комнате не оказалось, поэтому я постучалась в дверь Новисса; там я ее, ясное дело, и нашла. Девушка стояла у окна и кормила птичек, сидевших на подоконнике. Новисс растянулся на постели, и от взгляда, который он на меня бросил, могло бы свернуться молоко у самки кита.

— Прошу прощения за вторжение, — сказала я ему и повернулась к цирказеанке. — Я хотела бы поговорить с тобой наедине, если можно.

— Она не разговаривает с работорговцами, — чопорно сказал Новисс. Он не добавил «с полукровками», но слово это повисло в воздухе.

Я с трудом удержала вздох. Мальчишка мог выглядеть олицетворением невинности, но его самодовольство жалило не менее больно, чем морская оса.

— Она также может ответить сама, — спокойно возразила ему цирказеанка, отошла от окна и двинулась мне навстречу. — Где, в моей комнате?

Я кивнула, и она вышла в коридор, даже не взглянув на Новисса. Красотка могла быть совсем юной, но она уже знала, как поставить мужчину, проявляющего собственнические поползновения, на место.

Сидеть в ее комнате, кроме как на постели, было не на чем, но бренди, который она мне налила, был вполне приличным, и у нее нашлись две кружки из моржового клыка. Я порадовалась, что девушка предложила поговорить в ее комнате, а не в моей. Ее гостеприимство меня удивило. Сплетни на косе Гортан распространялись со скоростью цунами, так что цирказеанка уже наверняка знала, зачем я явилась в Гортанскую Пристань, и я думала, что она окажется такой же недотрогой, как ее надутый дружок, однако, протягивая мне кружку, она улыбалась. (Я сразу же насторожилась: не отравлен ли бренди, и поменяла местами кружки, когда девушка на мгновение отвернулась. Я никогда не забывала проявить подозрительность; благодаря этому-то я и оставалась в живых.)

— Ну, так что? — спросила цирказеанка, усаживаясь напротив меня и протягивая руку за кружкой. — Чего ты хочешь?

— Я хочу знать, что случилось с рабыней-цирказеанкой, которую везли из Лема на том же корабле, на котором прибыла сюда ты. — Мне показалось, что с этой штучкой лучше говорить прямо.

— Можешь ли ты назвать мне хоть одну причину, почему я должна тебе это сообщить?

— Так ты знаешь?

— Может быть.

— Я хочу выкупить эту рабыню.

— Мы слышали, что ты сводница и хочешь купить ее для борделя.

— Я и в самом деле кое-кому так говорила. Нужно же было придумать правдоподобную историю.

— А какова настоящая причина?

— Ее отец пообещал мне две тысячи сету за то, чтобы я вернула ее домой. — Если заменить слова «ее отец» на «хранители», то сказанное мной было бы правдой.

— Ах… Значит, тебе известно, кто она такая. — Цирказеанка отхлебнула из своей кружки.

— Конечно.

— Девушка, о которой ты говоришь, не хочет возвращаться домой. Она на свободе и в безопасности и собирается сохранить и то, и другое, так что можешь распрощаться со своими двумя тысячами сету.

— Она совершенно неопытна. Долго ли ей удастся оставаться на свободе без защиты?

— Защиту она имеет. И то, что ждет ее, если она вернется, гораздо хуже ее теперешней жизни. — Цирказеанка снова отпила бренди — без какого-либо вреда для себя, конечно, — отравительницей она вовсе не была. — Деву Замка хотят выдать замуж за властителя Брета, — продолжала она, — толстого любителя мальчиков, который вдвое ее старше.

— Ну и что? — равнодушно протянула я. — Мне говорили, что подобные союзы иногда бывают необходимы. Брак между царствующими династиями разных островов приносит определенные выгоды: политический союз, сулящие доход торговые договоры. Если наследница престола выбирает себе супруга из жителей собственного острова, это часто ведет к распрям между знатными семьями. Так что Деве Замка следует выйти за властителя Брета. Таково наказание, связанное с ее происхождением; но и компенсацию она получит достаточную. На лице цирказеанки не дрогнул ни один мускул, но выражение ее глаз изменилось. Радужки превратились в диски из стали. Уже не в первый раз мне пришлось пересмотреть свое мнение о ней: ее внешняя мягкость скрывала твердую волю, о чем я раньше не догадывалась. Цирказеанка резко сказала:

— Разве двойной стандарт не смущает тебя? Именно тебя? Почему правителям островов позволено ставить себя выше законов о браке?

Я пожала плечами:

— Так было всегда. — И все-таки я не могла не подумать о своей матери: страсть, насилие или просто невежество заставили ее родить полукровку, а потом бросить свое дитя, чтобы избежать наказания, которое ожидало ее, если бы кто-нибудь узнал о ее преступлении. Я с горечью коснулась мочки уха, лишенной татуировки. Никто не лишил бы гражданства ребенка правителя из-за того, что он оказался полукровкой. Никто не гнал бы его с острова на остров…

Я подумала о сир-силве Датрике. Он и другие хранители помогали власть имущим нарушать законы о браке, одновременно преследуя за то же самое простых людей вроде моих родителей. Вроде меня. На мгновение я снова стала тринадцатилетней девчонкой, распростертой на столе в Хирургическом зале в Ступице… знающей, что со мной собираются сделать… знающей, но по-настоящему ничего еще не понявшей… Только потом… Выродки, ах, что за выродки!

Но думать об этом я не хотела. Мое будущее зависело от благоволения хранителей.

— Разве не хранителей следует винить в этом предполагаемом браке? — неожиданно сказала цирказеанка, словно подслушав мои мысли.

Я притворилась, будто ни о чем не догадываюсь.

— Какое отношение имеют к этому хранители?

— Есть ли на Средних островах хоть что-нибудь, во что хранители не вмешивались бы? Царствующие семьи Цирказе и Брета правят только потому, что их поддерживают хранители. Хранителям нравятся диктаторы: ими легко манипулировать, и они держат в узде простой народ. Хранители нацелились на объединение Средних островов под своим влиянием, и все должны склониться перед ними, потому что в их руках сила — силв-магия. Они твердят нам, что без их защиты мы все станем жертвами злых колдунов. И марионетки вроде суверена Цирказе и властителя Брета пляшут под их дудку, отчасти потому, что верят в опасность, но главным образом потому, что очень хорошо знают, чьим соусом сдабривается их рыба. Хранители купили их с потрохами, как купили и всех на Средних островах. Мы стали так зависимы от них, что уже не способны держаться на ногах самостоятельно… А тем временем невинные жертвы вроде Лиссал — Девы Замка — попадают в эти жернова. Никому нет до них дела, и меньше всего таким, как ты. — Цирказеанка с горечью посмотрела на меня. — Тебя интересуют только твои две тысячи сету.

Ее тирада оказалась для меня полной неожиданностью. В определенном смысле все ею сказанное было правдой, и она не могла найти лучшего способа заставить меня почувствовать себя рыбой-прилипалой. Только две тысячи сету были мне очень нужны. Деньги были единственным, что позволяло мне избегнуть участи изможденной шлюхи где-нибудь на задворках. Две тысячи сету были большой суммой. Без них у меня оставалась лишь смутная надежда получить гражданство островов Хранителей за двадцать лет службы. Тому, у кого на мочке нет татуировки, заработать на жизнь нелегко. Не нарушая закона, я не могла нигде, кроме косы Гортан, оставаться больше чем на три дня; меня, как преступницу, могли выслать с любого из Райских островов — что часто и случалось. Даже моя служба хранителям была неофициальной, и я не могла прибегать к их помощи. Имея деньги, я сумела бы купить себе покой. Заплатив хозяину дома, я могла рассчитывать, что он не обратит внимания на отсутствие у меня гражданства. Я могла бы жить припеваючи.