В итоге Редер отправил ответ капитану «Графа Шпее», в котором предлагал ему действовать по своему усмотрению, исходя из сложившейся ситуации. Ему было приказано только не подвергать себя интернированию в Уругвае. В заключение было сказано следующее:

«Если корабль будет затоплен, примите меры к его полному разрушению. Редер».

Вечером 17 декабря 1939 года без пяти минут восемь немецкий «карманный» линкор «Адмирал граф Шпее» был взорван. Густое облако черного дыма, из которого вырывались длинные языки пламени, долго висело над искореженными обломками корпуса. Не приходилось сомневаться, что корабль полностью разрушен. Несколько членов экипажа, которые оставались на борту до последнего момента, взорвали боеголовки торпед в пороховых погребах.

Капитан предпринял максимум усилий, чтобы его экипаж был отправлен в Аргентину и там интернирован. 19 декабря он в последний раз обратился к своим людям с речью, в которой призвал их быть мужественными и с честью преодолеть ожидающие их испытания. В заключение он сказал:

«Не сомневаюсь, что весь мир будет обсуждать правильность моего решения. Возможно, многие скажут, что нам следовало принять бой с противником и пасть смертью храбрых. Не сомневаюсь, что каждый из вас принял бы эту участь с достоинством. Надеюсь, никто из вас не заподозрит меня в трусости».

Вероятно, члены команды «Графа Шпее» до конца осознали смысл слов своего командира только на следующее утро, когда капитан Лангсдорф был найден мертвым в своей комнате. Ночью он застрелился.

В своем последнем письме, адресованном послу Германии в Буэнос-Айресе, он написал:

«Ваше превосходительство, после долгой борьбы я принял решение уничтожить линейный корабль „Адмирал граф Шпее“, чтобы он не попал в руки врага. Я твердо уверен, что после того, как мой корабль зашел в ловушку Монтевидео, это было единственно возможное решение. Учитывая незначительное количество оставшихся на борту боеприпасов, любая попытка вступить в бой или прорваться в открытое море была обречена на неудачу. Мне оставалось только вывести корабль на большую глубину и затопить его, используя для этой цели оставшиеся боеприпасы. Вместо того чтобы принять бой и подвергнуть корабль риску попасть в руки противника, я решил не вступать в сражение, а использовать имеющуюся в моем распоряжении взрывчатку, чтобы уничтожить все установки и сам корабль. Я отлично понимаю все последствия такого решения лично для меня; капитану, не лишенному чести и гордости, нет нужды напоминать о том, что его судьба неразрывно связана с судьбой корабля. Поэтому у меня больше не будет возможности принять активное участие в борьбе, которую ведет моя страна. Надеюсь, моя смерть подтвердит тот факт, что солдаты Третьего рейха готовы умереть за честь флага. Я один несу ответственность за уничтожение линкора „Адмирал граф Шпее“ и с радостью отдаю свою жизнь за то, чтобы наш флаг оставался незапятнанным. Я без страха смотрю в лицо своей судьбе и твердо верю в правоту нашего дела, в будущее моей страны и моего фюрера.

Ваше превосходительство, я пишу это письмо, чтобы вы проинформировали мое командование, а также имели возможность пресечь все слухи, которые, несомненно, возникнут.

Лангсдорф, капитан, командир линейного корабля „Адмирал граф Шпее“».

Фотографии горящих, искореженных обломков того, что раньше было красавцем линкором, появившиеся в газетах всего мира, произвели неизгладимое впечатление на Гитлера. Ему пришлось осознать, что между миром его фантазий и жестокой реальностью пролегает бездонная пропасть.

Из политических соображений корабль «Дойчланд» был поспешно переименован в «Лютцов». Мысль о том, что корабль, носящий имя «Дойчланд», может быть потоплен, была нестерпимой для фюрера. Все последующие годы Гитлер неизменно испытывал чрезвычайное возбуждение и нервозность, когда речь заходила о военно-морских операциях с участием крупных военных кораблей. Когда в начале 1941 года «Адмирал Шеер» ушел в Индийский океан, фюрер не пропускал ни одного офицера ВМФ, появившегося в ставке: «Ну, как там „Шеер“?»

Чрезмерное беспокойство Гитлера стало главной причиной новогодних событий 1943 года, приведших к одному из самых тяжелых кризисов, поразивших немецкий военно-морской флот.

Ночью 31 декабря 1942 года адмирал Кумметц дрожал от пронизывающего холода на мостике своего флагманского корабля – тяжелого крейсера «Адмирал Хиппер», который шел северо-западным курсом в 26 милях от побережья Норвегии. Море было беспокойным, дул порывистый ледяной ветер, периодически приносивший с собой заряды мелкого града. Видимость была нулевой, невозможно было разглядеть даже три эсминца сопровождения. Другой тяжелый корабль – «Лютцов», также эскортируемый тремя эсминцами, двигался тем же курсом в 20 милях к югу.

Ничто не предвещало неожиданностей. На северо-западе немецкие крейсера и эсминцы должны были встретиться с конвоем, до отказа нагруженным военными грузами для СССР. Подводные лодки уже давно преследовали конвой и каждый час передавали домой информацию о его координатах. Если верить расчетам, встреча с противником намечалась на следующее утро. По сообщениям радиоразведки, британские линкоры отдыхали дома. Вероятно, англичане считали, что немцы не выведут свои корабли, надежно укрытые в норвежских фьордах, в море в такую погоду. Кумметц внимательно следил за информацией, систематически поступавшей с подводных лодок. Они сообщали, что конвой сопровождают только 6–8 эсминцев.

А тем временем напряжение в штабе ОКМ в Берлине нарастало. На одном из последних совещаний Гитлер, всегда благоговейно относившийся к числам, ознакомил генералов со своими расчетами, касавшимися количества снаряжения, оружия, пушек и танков, которые можно уложить в трюм одного судна. Он объяснил, сколько придется сражаться с Советским Союзом, чтобы уничтожить то, что может быть отправлено на дно моря, если нанести удар по конвою.

Немецкие армии, сражавшиеся на Восточном фронте, столкнулись с отчаянным сопротивлением. Уже не за горами была сталинградская катастрофа. Учитывая изложенное, Верховное командование вермахта (OKW) обратилось к командованию ВМФ с требованием приложить максимум усилий, чтобы остановить подвоз оружия и других военных грузов северным путем в Мурманск.

Именно по этой причине Кумметц вывел в море свою эскадру, состоящую из двух тяжелых крейсеров и шести эсминцев. В канун нового 1943 года он намеревался встретить очередной арктический конвой. Перспективы казались неплохими: опасности разминуться с противником не было, а малочисленность эскорта могла внушить оптимизм.

Утром 31 декабря в Берлине было получено сообщение с одной из преследовавших конвой подводных лодок. Немецкие корабли вступили в контакт с противником. Предрассветные сумерки озарились яркими вспышками выстрелов, грохот был слышен на много миль вокруг. Предполагалось, что Кумметц сначала выяснит отношения с вражескими эсминцами, а потом без помех приступит к уничтожению торговых судов. Благодаря огневому превосходству у немцев не должно было возникнуть никаких трудностей. По крайней мере, так считали в штабе ОКМ. Сообщения, поступавшие с подводных лодок, были обнадеживающими. Корабли эскадры хранили радиомолчание. В 11.00 с подводной лодки сообщили: