— Кресси, а с Фрэнком все в порядке? Он какой-то сонный и очень бледный…

Крессида, казалось, ее не слышала.

— Не хочу я уезжать, — вдруг прошептала она. — Не хочу никуда ехать из Оксфорда.

— А мне казалось, вам здесь до смерти надоело и вы ждете не дождетесь, когда можно будет вернуться в Ирландию.

— Я сама так думала. А теперь, когда это возможно, мне стало страшно.

— Такие плохие отношения с Фрэнком? В них проблема?

— Нет. Да. Ну, отчасти… — Крессида склонилась ближе к Грейс, но в глаза ей старалась не смотреть. Лизнула указательный палец и принялась чертить круги по столу. И тут ее вдруг словно прорвало. — Как только Фрэнк стал обхаживать меня, чтобы я вернулась вместе с ним, я поняла, что только здесь чувствую себя в безопасности. Здесь я выросла, стала взрослой. Почти взрослой. Крессидой Холинг. Не Крессидой Суини, не Крессидой Рекальдо. Здесь я могу притворяться, что у меня не было никакого прошлого. Здесь никто ничего не знает ни об убийстве, ни о Вэле, ни о чем таком. Здесь я не озираюсь пугливо по сторонам, все время ожидая, что кто-нибудь вывалит все это на Гила или на Кэти-Мей. — Она прикусила губу. — Я ведь вовсе не в Ирландию была влюблена, вы знаете? Это в Корибине я души не чаяла! Мне так нравилось там жить вместе с Гилом! Я теперь уже почти не помню, как выглядел Вэл. Да и не в нем было дело. В Корибине я была счастлива!

«Счастлива с убийцей, который и ее избивал, и ребенка тоже? Тоже мне счастье!» Грейс взяла руки Крессиды в свои:

— Однако, дорогая, когда мы с вами встретились в первый раз, у вас все лицо было в синяках и кровоподтеках, один глаз заплыл, а у Гила была сломана рука. Кресси, за Вэлом охотились, как за убийцей! Он бил вас, моя милая. И вас, и Гила. А Фрэнк заботился о вас обоих. Все для вас делал. Он хороший, добрый человек. А, Кресси?

Крессида опустила голову, но ее палец продолжал судорожно двигаться по столу, выписывая бесконечные круги.

— Ага. Прямо святой, черт бы его побрал. Вы что, сами не понимаете? — вдруг вскричала она. — В этом-то вся и проблема! С Фрэнком я не в силах отделаться от прошлого. Мне осточертело быть объектом жалости. Чтобы кто-то меня утешал, бедную и несчастную. — Она начала тихонько плакать. — Ох, Грейс… Кажется, счастливее всего я была тогда, когда мы оставались вдвоем с Гилом, сами по себе, когда никто не твердил нам все время, что мы должны делать. Не надо мне было оттуда уезжать…

Грейс сидела совершенно неподвижно. «И вот теперь, — грустно думала она, — теперь, Господи, спаси и помилуй, ты вдвоем с Кэти-Мей. И тебе не хочется ни с кем делить дочку». Она чуть не поперхнулась, такой мощный приступ жалости ее поразил. Жалости и тревоги.

— Кресси, может, встретимся позже? — предложила она. — Поужинаем вместе?

Крессида встала и похлопала ее по плечу:

— Спасибо, что дали мне выговориться, Грейс. Словно камень с души свалился. Спасибо, что выслушали. За все спасибо. Конечно, я приду. — Она улыбнулась. — Кстати, я ведь сказала Фрэнку, что буду ждать его у вас. Вот дождусь Гила, и мы сразу придем.

Тут и сам Гил просунул голову в дверь:

— Привет! А где весь народ?

Крессида с улыбкой повернулась к нему:

— Папа увез Кэти-Мей в Оксфорд. Они приедут позже, прямо к Грейс — мы приглашены на ужин.

— Во сколько?

— Примерно через час.

— Сюда сегодня вернемся?

Грейс посмотрела на Крессиду, которая ответила:

— Боюсь, что да.

— Хорошо. Папа сказал тебе, что у меня завтра самолет? — спросил он и тут же исчез.

Крессида воздела руки к небу.

— Никто никогда мне ничего не говорит! — воскликнула она, но, кажется, не слишком расстроилась. — Грейс, подождете меня пять минут?

— Вот так огорошил! Прямо как удар молнии! Вы не очень расстроились, что он так скоро уезжает?

Крессида подумала.

— Нет, не очень, — призналась она с некоторым удивлением. — Думаю, мне не помешала бы передышка. Странная вещь, иногда и сама не понимаешь, что тебе нужно, пока вслух не выскажешь. Правда?

— Что вы имеете в виду?

— Мне не хочется возвращаться к тому, что у нас было раньше — у нас с Фрэнком, я хочу сказать, — когда я целиком от него зависела, а он был вроде как единственной надежной опорой и защитой. Предпочла бы, чтобы все было более по-взрослому, что ли… Ну, более равноправные взаимоотношения. А Фрэнк просто будет держаться прежней манеры, пока я не придумаю, как это изменить.

— Что ж, дай вам Бог, — пожелала Грейс.

* * *

Так или иначе, но этот разговор некоторым образом помог Крессиде все расставить по своим местам, и ее отношения с Фрэнком начали улучшаться. Отчасти, хотя и чисто случайно, этому способствовал Тим Уоллес, который позвонил на следующее утро, когда Фрэнк должен был везти Гила в аэропорт, чтобы изменить условия договоренности, которой они с Крессидой достигли накануне. Теперь новый хозяин дома настаивал, чтобы она выехала в ближайший уик-энд: нанятый им застройщик, заявил он, готов начать ремонт и перестройку дома уже со следующей недели. Крессида не желала уступать нажиму, но Фрэнк мягко предложил ей согласиться: поскольку желание Тима совпадало с их собственным, можно было как-то договориться. Кресси ответила тем, что составила список всего, что необходимо сделать: консультации в банке, с поверенным, разбор вещей отца и их пересылка в Оксфам; медицинское оборудование, которое следовало отослать обратно в больницу, мебель, которую надо было отправить на склад, и еще просмотреть все бумаги и сделать в доме уборку. Список все рос и рос… «К черту уборку, — здраво рассудил в итоге Фрэнк. — Если Уоллесу так чертовски неймется, к чему нам возиться — тем более что сюда сразу же придут строители».

— Да не верю я, что у него есть застройщик, — заметила Крессида. И была уже готова добавить, что, существует этот застройщик или нет, она все равно не может уехать, не успев даже толком собраться, но тут Гил обнял ее за плечи и сказал:

— Слушай, мам, да перестань ты все время жертвовать собой. Ты и так слишком долго тут вкалывала как каторжная. Брось. Дом и так выглядит отлично.

— А почему бы нам не разделить все эти дела между собой? — предложил Фрэнк. — Я займусь гардеробом, потом позвоню и узнаю, когда смогут забрать мебель. — Он обнял Крессиду за плечи. — Чем раньше мы с этим покончим, дорогая, тем скорее сможем уехать домой.

Но Крессида все еще упорствовала:

— Не думаю, что мы имеем право что-либо продать, пока завещание не оглашено.

— Конечно, однако у аукциониста наверняка есть склад. Вещей-то всего ничего.

— Но все бумаги сложены в том комоде…

— Мам, мы можем упаковать их в коробку, а ты потом все просмотришь их у Грейс, — нетерпеливо вмешался Гил. — Или дома. Готов поспорить, там по большей части одна макулатура.