Сохаев прислушался к «Эху Москвы». Там в перерыве разбор вел Василий Уткин:

– …а я утверждаю, что матч продан.

– Всей командой? – ужаснулся ведущий.

– Нет, его сдают отдельные игроки. Например, Андрей Рублев. Он не совершил ни одного отбора, за счет позиционно неправильной игры все время оголял свой фланг. И поэтому тренерский штаб его так быстро заменил.

– Это серьезное обвинение. За него организаторы матча могут подать в суд. Какие еще аргументы в пользу этой версии?

– Да пусть подают! А аргументы такие… Как только Рублева заменили, Шостакович пошел в раздевалку. Чтобы разобраться там с ним. Поговорить по-мужски. И оба так и не вернулись. То есть там была драка. Оба с синяками, поэтому им нельзя показаться на скамейке перед телекамерами. А Минин их пытался разнять. Помните, какой у него был помятый вид, когда он снова оказался у бровки. И еще он что-то на ухо говорил Пожарскому – я специально смотрел интерактивную камеру.

– Кто подкупил Рублева? Звезды мира?

– Скорее всего букмекеры. Объем ставок на русских гениев таков, что если они проиграют, то букмекеры весьма и весьма серьезно наварят на этом деле.

Сохаев вырубил пультом всю технику разом.

– Эти уроды не с того скелета взяли соскоб.

– Вот что значит пользоваться услугами людей с незаконченным высшим образованием.

– Но ведь им только диплом осталось написать!

– Сохатый, нам лучше отсюда уйти.

– Почему? – перетрусил белобрысый.

– Для безопасности.

– А где игру досматривать будем?

– Да в любом баре.

– Тогда пошли в «Старину Мюллера» – там всегда футбик показывают.

Волк выгреб из сейфа всю наличность и заполнил ее шуршанием спортивную сумку Adidas. Для конспирации сунул туда еще и теннисную ракетку. В таком виде хоть к Маше Шараповой сватайся!

– Лучше бы теннисный матч провели.

– Ахматова против Анны Курниковой.

– Нет, лучше Екатерина II против Ангелы Меркель. – Сохатый проявил спорадическую эрудицию и нажал на кнопку лифта.

Но Волконский приложил палец к губам и повел наверх. Парочка прокралась через чердак к люку, выводившему на лестницу крайнего подъезда, и там начала спуск. На улице тут как тут припарковались две недвусмысленные машины с затемненными внутренностями, в которых, по-видимому, скрывался десяток укрепителей вертикали власти. На счастье виртуальных авантюристов, свободные парковочные места были только на дальнем конце дома. Поэтому они неузнанными закатились за угол в переулок и уже через пять минут расчищали места для табуреток у самого входа. В тесноте, да не на Лубянке.

* * *

Шла восьмая минута второго тайма. Гусев зычным словом гнал русских гениев вперед, и русские гении послушно бежали именно туда – на ворота Никополидиса (Чех почему-то так и не вышел на замену). У грека в первом тайме, по сути, и не было возможностей показать свою списанность, а после перерыва он вовсю пожарил, но при этом ничего не пропускал. Словно издевался, гад!

Минин и Пожарский существенно перекроили состав: вместо Чайковского появился Гоголь, чтобы укрепить оборону, а чтобы в середине поля игра пошла поживее, Кулибин занял место Айвазовского. Римский-Корсаков ушел в оттяжку – Пушкин остался один на острие. И стало что-то получаться. Даже вдесятером гении возюкали звезд мира довольно разухабисто. Правда, Сохатого это не устраивало. Вернее, устраивало, но не полностью.

– Атаку, атаку надо усиливать. Почему они не выпускают Петрова-Водкина? Римский-Корсаков уже «наелся». Смотри, почти не открывается. Видич его без напряга держит. Водкин моторный – он обязательно кого-то еще из защитников потянет к себе, тут и у Пушкина появится шансик, то-се, пятое-десятое. Кулибин опять же… Не, ты только глянь на его бутсы, это надо же такое придумать…

Кулибин разукрасил бутсы под диких зверей – то ли под акул, то ли еще под каких-то чертей неведомых. И судя по всему, когда он бежал, миниатюрные клаксончики в пятках производили тихие душераздирающие звуки, которые, по-видимому, должны были повышать уровень тревожности у соперника. И повысили! Ваня «съел» Джеррарда, тому на помощь прибежал Фабрегас, но им даже вдвоем не удавалось с ним сладить. Чтобы подзавести команду, Моуриньо выпустил вместо схлопотавшего карточку испанца Ван дер Варта, а замордованного Станиславским Риисе обменял на Лама. И получилось… неудачно.

Через пару минут звезды прокололись. Толстой выбил мяч на чужую половину поля и… в аут. Поднял руку, извинился перед командой. Аггер сбросил на Роналду, тот хотел надуть Циолковского пижон–ской «улиткой» и, развернувшись, убежать, как он умеет. Но Костя, уже падая, зацепил-таки мяч. Достоевский (тоже в подкате) опередил португальца на долю секунды. Попов рискнул, оставив свою зону, прибежал им на помощь и по-простому вынес мяч подальше. А получилось прямо на ход Пушкину, который опередил не успевшего вернуться в оборону Аггера. Пушок не пожадничал и закинул шуструю передачку между Видичем и Сендеросом – Кулибин юркнул в зазор между защитниками и черпаком переправил мяч в ворота. Прямо под планку загнал. И все это в меньшинстве! Красавчики!

– Ха! Эти муфлоны на черных тачках приехали с нами разбираться, а получилось, что президент их нам в качестве почетного эскорта прислал. В Кремль после матча поедем. На чествование!

– Подожди радоваться – еще двадцать пять минут играть.

– Да игра пошла – ты чего, не видишь…

Игра пошла с середины поля, но в ближайшей паузе Роналду устроил противнейший поклеп на Кулибина. Кажется, даже требовал гол отменить. Но уже принятое решение не имеет обратной силы – объяснил ему Иоанн Павел II. Португалец заставил папу прислушаться к звукам, издаваемым автором второго забитого мяча. Папа попросил Ивана побегать во–круг себя, склонил голову набок в задумчивости, а потом дал ему желтую карточку за неправильную экипировку и велел сменить психоделические бутсы на обычные. Нечего делать – пришлось исполнять.

И этот момент стал переломным!

Пока Кулибин возился с традиционными шнурками, Роналдинью и Роналду придумали затейливое скрещивание с двумя пасами пяткой, подключением Ван дер Варта и выведением Анри один в ноль. Толстой, конечно, бросился на перехват, но хитрый француз в подскоке пробросил мяч мимо и, задев Левины руки, грохнулся оземь. В штрафной! Иоанн Павел II коршуном спикировал на еще лежащего Толстого и, как топор, занес над его всклокоченной шевелюрой желтую карточку. Русский гений поднялся и взглянул на него с презрением:

– Суд твой не принимаю – нет в нем истины.

– Roma locuta, res finite est[3], – отрезал папа и за–крепил анафему красной карточкой.

Гусев предположил, что судья намеренно пытается деморализовать нашу команду, удаляя капитанов. Сохатый уже ничего не предполагал – он просто впрыскивал в себя виски. Народ забрасывал плазму пивными бутылками и кружками – от гибели ее спасло защитное стекло, прикрученное хозяевами, тонко понимавшими нравы посетителей.