— Странно, что его люди все-таки отвязались от нас.

— Никто не захотел прыгать в пропасть. Непонятно, откуда она здесь взялась так некстати. Или, наоборот, к лучшему.

— Ты-то чего переживаешь? Ему нужны мы, а не ты. Вполне можешь уйти, и тебя никто не потревожит. Сам же говорил: за то время, что ты здесь, никто за тобой не гонялся, стало быть, и впредь не станут.

— Так и есть. Но одни вы отсюда не выберетесь.

— Выберемся или нет, не все ли тебе равно?

— Мне с вами интересно.

Что-то здесь не так. Интересно — это не мотив. Случайно ли мачо оказался в той пещере? Почему Луис не уходит? Зачем спасал нас из воды и какая ему с этого может быть польза? Кто он на самом деле? Спросить напрямую — соврет, недорого возьмет, а мне нужна правда.

— Тори, твои душевные терзания ранят меня в самое сердце. Ты не слишком любишь человечество? Тогда странно, что выбрала для себя столь гуманную профессию.

— Не понимаешь? Ладно, объясню. Если бы не была обязана спасать человечество, я бы его уничтожила. Процентов на девяносто.

— Надеюсь, ты шутишь.

Мы встаем. Я помогаю Эду идти — не могу его бросить в таком состоянии, к сожалению. Вообще-то я не шутила. Потому что не видела от людей ничего хорошего. Только тетя Роза была добра ко мне — не желая чего-то от меня взамен, а просто так. До остального человечества мне дела нет. Да, я лечу людей, и они уходят, растворяясь в пространстве. Не больше и не меньше.

Зеленые ветки подлеска цепляются за одежду и рюкзаки, и мне кажется, что какое-то насекомое может проникнуть мне за воротник. Как бы не цапнуло! Да и змеи тут точно есть. Хорошо, что не болото. И, главное, львов, львов здесь нет!

Если бы вы знали, какая жуткая тварь — лев, вы бы меня поняли. Я ужасно люблю котов, даже ягуаров, но лев не имеет с ними ничего общего, что бы там ни утверждали зоологи. Пусть засунут себе в зад свои дипломы! Львы уродливы, их глаза — глаза злого человека, а не яркие глаза кошки. У кошек естественная божественная грация, львам же она не присуща. Это животное просто машина для убийства, а коты — эстетика, созданная богами для того, чтобы люди могли познать совершенство. Лев — не кот, нечего ему примазываться к очаровательному пушистому племени. И я рада, что здесь львы не водятся.

Мы обходим склон горы и видим внизу долину. Колышутся кроны деревьев, а между ними видны развалины и белый купол храма, стоящего посреди мертвого города, такой огромный, что как будто подпирает небо. Я как-то видела собор Святого Петра в Риме, так вот это строение почти такое же громадное. И город вокруг храма был построен из такого же белого камня. Он неплохо сохранился и совсем не зарос — отсюда видны улицы, вымощенные камнем, разбитые колонны, странной формы дома. Вид потрясающий!

Я всегда любила развалины. Даже когда-то мечтала учиться на археолога, но тетя Роза убедила меня, что развалин и старых кладов осталось мало, на меня их может не хватить, да и искать их — сплошная морока. А больных везде полно, они сами будут искать меня. Тетя Роза была права, как всегда, но тяга к древностям у меня осталась.

— Ну, и что это такое? — Я просто подпрыгиваю от радости и предвкушения.

— Понятия не имею, — Луис растерян и удивлен. — Даже не представлял, что здесь может такое быть. Ничего подобного здесь в принципе не должно быть, чтоб вы знали. Просто не верю своим глазам.

— Идемте туда! Сейчас же, немедленно! — Моя душа рвется в развалины.

— Посещение руин может оказаться опасным. — Краузе устало облокотился на валун. — Кто знает, что там может быть. Дикари, например…

— Самые большие дикари — так называемые цивилизованные люди, можешь мне поверить. А потому лично я пойду туда, с вами или без вас.

— Мы все туда пойдем. — Луис поднимает рюкзак Эда. — Мы же себе никогда не простим, если не поглядим, что там такое.

Он прав. Если я сейчас отступлю, эти развалины будут сниться мне всю жизнь. Я буду ходить вокруг них в своих снах, разыскивая дорогу туда, — и не найду никогда, если не найду сейчас, наяву. Уж я-то себя хорошо знаю! Я редко отказываю себе, потому что сила моих нереализованных мечтаний и желаний меня же потом и уничтожает. Как тогда, с куклой. Бедная тетя Роза намаялась со мной…

Мы спускаемся по каменистому склону. Я вспоминаю все фильмы, которые смотрела на подобную тематику, особенно про Индиану Джонса, и думаю, что там, возможно, нас ждут какие-то тайны, сокровища и неизвестные науке рисунки. Может, это станция пришельцев? Или… Да что угодно там может быть! И я на все согласна. Ну — почти на все.

С того места, откуда мы увидели город, казалось, что он рядом. Но прошло добрых полчаса, пока мы дошли до разрушившихся стен и прошли в ворота, верхняя часть проема которых так высоко, что приходится задирать голову.

Улица, на которой мы оказались, вымощена плотно пригнанными друг к другу белыми плитами. И такие же белые дома — некоторые совсем разрушились, но большая часть уцелела. Их стены расписаны жуткого вида картинками и украшены отталкивающими барельефами и узорами, на которые совсем не хочется смотреть, но глаза сами смотрят, хочешь или нет, и в голове нарастает странный гул. Я смотрю на своих спутников — нет, похоже, те ничего такого не чувствуют, значит, мне одной так повезло.

— Думаю, город строили не инки, такая архитектура совершенно для них не характерна. — Луис внимательно рассматривает колонны. — Причем он превратился в руины задолго до прихода конкистадоров. Интересно, чрезвычайно интересно…

— Откуда ты все это знаешь?

— Так случилось, что я преподаю историю и этнографию в Национальном университете — в свободное от приключений время.

Эд молча сопит. Он совершенно не рад нашей эскападе. Все-таки нет в примерных мальчиках тяги к авантюрам, интерес к миру у них только в связи с рабочей необходимостью.

— Вот как! Знаешь, а наука часто садится в лужу, когда речь идет о старых развалинах. Должна сказать, этот город был как минимум неприятным. Может, как раз конкистадоры, бравые парни, охочие до безнаказанной резни и золота, с ним управились?

— Нет. — Луис ощупывает барельефы, как слепой. — Город пришел в упадок задолго до прихода испанцев. Вот, посмотри, здесь изображения богов, но это не инкская манера, не их пантеон. Хм, какой-то неизвестный культ…

— Ну и уродов тут понарисовали!

Изображения поражают уродством и одновременно мастерством исполнения. Нет, даже не так. От них веет злом, намного большим, чем может вынести человек. Словно на стенах домов увековечили все самое ужасное, что только могло существовать во Вселенной от начала времен. Они как будто существуют вне стен — пустые глаза, щупальца, клешни, змеиные жала в оскаленных пастях каких-то непонятных существ, которых нельзя придумать, не нанюхавшись предварительно кокаина. Потому что представить, что рисунки делались с натуры, вообще немыслимо, рассудок отказывает. В голове гул и бой барабанов, отблески костров и крики… И передо мной уже не рисунки — живые твари смотрят на меня, и в их глазах рождается вихрь, который затягивает, а крики становятся совсем уж нечеловеческими, в них слышен ритм, но очень странный, и я…