— Полицейский до полусмерти избивает бывшего полицейского, и вы считаете, что есть хоть один полицейский в стране, который бы об этом не слышал?

Пришла моя пора раздражаться.

— Тогда почему так недоумевали ваши коллеги, которые меня допрашивали?

Ридж не стала колебаться:

— Проснитесь и понюхайте, как пахнет кофе.

Если ей хотелось меня разозлить, она своего добилась. Я сжал зубы, досчитал до десяти и сказал:

— Готов поспорить, вы давным-давно хотели это сказать.

Теперь она вышла из себя:

— Вам что-то нужно? Вряд ли вы хотели просто поболтать.

— Вы не знаете каких-нибудь подробностей о студентке, которая упала с лестницы?

Ник ен Иомаре злилась, тяжело и часто дышала.

— Вы что, снова хотите записаться в частные детективы? Пора бы вам давно усвоить свой урок…

Мне не нужна была обычная лекция, и я перебил ее:

— Мне нужно знать одну деталь. Можете вы это для меня выяснить?

— Продолжайте.

— Когда девушку нашли, было ли что-нибудь под ее телом?

Я услышал, как у Ридж перехватило дыхание, и надавил:

— Было. Господи… ведь было?

Прошло столетие, прежде чем она ответила:

— Все очень сложно.

— Я специалист по сложностям. Испытайте меня.

— Если об этом узнают… Хорошо, я дружу с одним парнем, который первым прибыл на место. Он поднял книгу…

— Глупый урод.

Я почувствовал ее возмущение, старание удержаться на краю. Сам часто находился в таком месте. Радио все еще играло, и я расслышал, как диск-жокей объявил песню Элвиса Костелло «Хочу тебя» из альбома «Кровь и шоколад». Песня была грубой, злой, раздраженной, но замаскированной под нечто легкое. И чего еще ждать от белого и разведенного мужчины, которому под пятьдесят. Мне показалось, что эта песня высосала весь воздух из комнаты. Ридж сказала:

— Он знает, что напортачил.

— Достаньте книгу.

— Что?

— Отберите у него эту проклятую книгу. Вы что, плохо слышите?

— Это что, приказ?

— Мне это необходимо.

И я повесил трубку.

Немного пожалел, что не упомянул о заголовке в «Сентинель»:

ЕПИСКОП ЗАПРЕЩАЕТ

ОДНОПОЛЫЕ БРАКИ

В протестантской церкви Святого Николая состоялась свадьба голубых. Теперь вмешивается епископ. Детьми мы так были прибиты католицизмом, что бежали мимо церкви, боясь, что ее щупальца дотянутся до нас и схватят. Даже сейчас, когда я прохожу там, я ускоряю свой шаг.

Мне стало душно в комнате, захотелось выйти. Мозг мой был одержим желанием выпить. Я спустился по лестнице. С тростью это получалось медленно и неуклюже.

Миссис Бейли взволновалась и спросила:

— Разве вам не следует отдыхать?

— Мне лучше поразмяться.

Она указала пальцем на лежащую перед ней газету. Я знал, что это была «Айриш Индепендент», потому что миссис Бейли всю жизнь читала только эту газету. По ней можно было судить о вашей политической раскраске лучше, чем по флагу. Миссис Бейли сказала:

— Этот референдум в Ницце… о чем только думает правительство? Они собираются проводить их, пока не получат нужного им результата?

Меньше всего я сейчас думал о политике, но я обязан был высказаться, поэтому спросил:

— Полагаю, вы голосуете против?

Чисто по-ирландски она сразу же уклонилась от ответа и сказала:

— Эти «оранжевые» сволочи измордовали Шина Фейна, ограбили его офис в Стормонте.

Я чуть не присвистнул, удивившись ее лексике. Ей было восемьдесят, стара как Голуэй и Испанская арка.

— Измордовали? Бог мой, где вы этому научились?

— Я смотрю «Билл» и «Люди из Ист-Энда».

— Я думал, ваша любимая передача «Коронейшн-стрит».

— Но не после ухода Хильды Огден.

На этой точке легко закруглить разговор. Я кивнул, говоря:

— Увидимся позже.

Я почувствовал себя странно, снова оказавшись среди людей. Больница — целый отдельный мир, и я не уверен, что он менее привлекателен.

Через дорогу перешел священник и спросил:

— Как себя чувствуете?

— Господи, что это такое, куда ни кинь, везде священники.

Он показался мне слегка знакомым, но я не мог вспомнить, где я его видел. Святой отец гнул свое:

— Что с вами случилось?

— Несчастный случай при игре в регби.

Так ему, он из полиции, они все оттуда. Священник смешался, потом сообразил:

— А, понимаю, но я вообще-то имел в виду мессу, ваше присутствие. Я некоторое время вас не видел.

Слово «присутствие» всегда меня выводило из себя. Даже когда я был полицейским, у меня были проблемы с уставом. Я спросил:

— Вы что, завели на меня карточку?

Священник удивился и попытался исправить ситуацию:

— Помилуй Бог, я неправильно выразился. Я хотел сказать, что нам вас не хватало.

Мне хотелось схватить его за ворот, встряхнуть и заорать: «Проснись!» Я произнес:

— Ну, еще бы.

Он поступил по-христиански, подставив другую щеку, не обратил внимания на мой тон и сказал:

— Мы ведь обязательно увидим вас в это воскресенье?

— И свиньи могут начать летать.

Я повернулся и похромал прочь.

Люди, которых я знал, оказались

странными и жестокими.

Они повесили Моисея и били

и пинали меня и моего отца.

Джо Е. Лэнсдейл. «На дне»

Недалеко от Эйр-сквер я увидел молодого блондина, и он точно пялился на меня. Я решил положить этому конец и двинулся к блондину, но тот повернулся и исчез, прежде чем я успел до него добраться. Я поклялся себе, что в следующий раз так или иначе, но мы с ним поболтаем. Какого черта, что это он, следит за мной?

Я зашел в паб «У Нестора», представляя себе бутылки с виски. Часовой был на месте. Сказал:

— Боже, только взгляните, как его отделали.

Сомнительный комплимент, но на другое и рассчитывать не приходилось.

Джефф, расставлявший бутылки по полкам, улыбнулся:

— Рад, что ты вернулся, приятель.

Я сел на свой обычный стул, жесткий такой, спиной к стене. Чувствовал я себя усталым, колено сильно болело, проклятая обезболивающая таблетка не подействовала. Передавали новости: взрыв бомбы на Бали, сто восемьдесят семь убитых, троих ирландцев недосчитались. Диктор предполагал участие во взрыве Аль-Кайды. Джефф принес кофейник и две чашки. Я почувствовал вспышку гнева: его уверенность, что я не пью, едва не заставила меня закричать. Джефф помедлил и спросил: