— Лидия… Пожалуйста…

Шестой кусочек. По-видимому, одного «пожалуйста» ей мало.

— Лидия, я тебя умоляю!

Ее глаза злорадно поблескивают. Седьмой кусочек. От бутерброда уже почти ничего не осталось. Лидия словно бы пытается слопать его как можно быстрее.

— Мерзавка! — вдруг кричит Бенуа. — Я вообще не знаю, зачем я сейчас ломал себе голову! Ты мне в любом случае ничего не дашь! Ты идиотка! Чертова идиотка!

— Да не нервничай ты так, Бен… Ты лишь впустую тратишь свои силы!

Она протягивает ему то, что осталось от бутерброда. Он замирает в нерешительности.

— Ну же, бери!.. Ты заслужил! После стольких твоих усилий…

У него вдруг возникает желание плюнуть ей в лицо. Однако желание хоть что-нибудь съесть — намного сильнее.

Он выхватывает у нее из руки недоеденный бутерброд, ковыляет обратно к одеялу, садится на него и набрасывается на доставшиеся ему скудные остатки. Он так сильно проголодался, что глотает еду, не жуя. Бутерброда — а точнее, того, что от него осталось, — хватает лишь на два укуса. Но уж лучше хоть что-нибудь, чем вообще ничего.

Лидия пристально наблюдает за Бенуа. Ее взгляд буквально прикован к нему. У него возникает ощущение, что он сидит в одной из клеток зоопарка. Еще немного — и она начнет бросать ему, как обезьяне, орешки! Ее внимание становится для него все более невыносимым. Но у него нет возможности ни убежать, ни спрятаться. Приходится терпеть.

Ее кошачьи глаза неотрывно смотрят на него. Смотрят прямо в душу.

Бенуа начинает казаться, что взгляд Лидии жжет ему кожу и что у него вот-вот появятся ожоги.

Он поворачивается к подвальному окошку, чтобы не видеть чудовище, наблюдающее за ним с расстояния в несколько метров.

— Тебя смущает, что я на тебя смотрю, Бенуа?

У нее уже нет при себе никакой еды, а значит, ему нет смысла ей что-то отвечать.

— Хочешь, чтобы я тебя слегка согрела?

Эти слова заставляют его взглянуть на нее: что еще она придумала? Наверное, сейчас принесет огнемет…

Лидия идет вдоль решетки и становится так, чтобы находиться поближе к Бенуа. Она держит в руках какой-то предмет.

Это наручники. Его наручники.

Да уж, он снабдил ее полным комплектом полицейского: пистолетом и наручниками.

Бенуа с удивлением смотрит на эти железяки.

— Подойди сюда. Сюда, ко мне.

Похоже, назревают какие-то неприятности. А он еще надеялся, что сможет этой ночью немного поспать. Не тут-то было!

Лидия достает пистолет и демонстративно помахивает им. Бенуа невольно напрягается.

— Подойди и сядь здесь, Бенуа…

— Что ты собираешься со мной сделать?

Когда он задал этот вопрос, его голос начал предательски дрожать.

— Иди сюда, майор… Или мне придется тебя ранить.

Бенуа сидит не шевелясь. Лидия наводит на него оружие, и он, тут же поднявшись на ноги, пятится, пока его лопатки не упираются в стену.

— Ты отказываешься мне подчиняться?

— Прекрати эти глупости, Лидия…

Его глаза расширяются от ужаса, когда он видит, что Лидия засовывает себе в уши затычки.

— Не делай этого, мерзавка!

Оглушительный грохот, отражаясь эхом от бетонных стен, едва не рвет ему барабанные перепонки. Бенуа кричит и, зажмурившись, хватается руками за голову. Затем он снова открывает глаза, удивляясь тому, что все еще жив. Жив и даже не ранен.

Пуля пролетела в нескольких сантиметрах от его головы и ударилась о бетонную стену. Не успев толком прийти в себя, он ошеломленно смотрит на оставшийся в стене след от пули.

— Ну что, Бенуа, ты идешь сюда или нет? — спрашивает Лидия. — Надеюсь, до тебя наконец-то дошло, что следующая пуля полетит не в стену!

Чтобы Бенуа, оглушенный шумом, мог ее слышать, женщина говорит очень громко.

— Сними с себя свитер, брось его через решетку сюда, а затем садись на пол спиной к решетке, — командует она. — Просунь руки между прутьями.

«Вот черт, эта скотина хочет пристегнуть меня к решетке…»

Он еще не знает, что она задумала, но уже согласен на все, лишь бы только не получить в голову пулю.

Сняв свитер и бросив его на пол по ту сторону решетки, Бенуа прижимается к холодному металлу прутьев и, скользя по ним спиной, садится на пол — быстро, как будто у него отказали ноги. Затем, просунув руки между прутьев, он чувствует, как Лидия проворно надевает на его запястья наручники. Ну вот, теперь он, можно сказать, прикован к решетке. Именно в таком положении он, возможно, и умрет…

— Я сейчас схожу за ключами, — говорит ему прямо в ухо Лидия. — Не шевелись… Я скоро вернусь!

Она уходит. Бенуа чувствует, как сильно колотится его сердце. Майора охватывает страх, едва не перерастающий в панику.

Внутри черепа — какой-то жуткий гул. В слуховых каналах — колющая боль.

Лидия и в самом деле вскоре возвращается. Он, несмотря на временное притупление слуха, слышит у себя за спиной ее шаги по бетонному полу.

В замок вставляется ключ, и решетчатая дверь открывается. Да, та самая дверь, увидеть которую открытой он мечтает уже не первый день.

Лидия подходит к нему. Он с испуганным видом смотрит на нее.

— Ты боишься? Боишься женщины, Бенуа?

Его горло так сильно сжимается от волнения, что он не может не только говорить, но даже сглотнуть слюну.

Лидия становится прямо перед ним, располагая свои ступни слева и справа от его согнутых ног. Затем она медленно опускается и садится на него живот к животу. Она пытается его поцеловать, но он поворачивает голову в сторону, уклоняясь от этого — неприятного для него — прикосновения.

Лидия начинает неторопливо расстегивать его рубашку. Данная ситуация напоминает Бенуа недавний сон, однако сейчас ему отнюдь не так приятно, как это было во сне. Скорее даже наоборот: это одна из самых неприятных ситуаций, в которых ему доводилось бывать. Лидия прижимается ртом к его уху, и сквозь шум в слуховом канале он различает ее злобный голос, обжигающий мозг: «Тебе придется поплатиться. Ты будешь мучиться. Будешь медленно агонизировать. И в конце концов подохнешь».

Он осознает, что его мучения еще только начинаются. И что впереди у него жуткая ночь.

Лидия уже дошла до пуговиц на его джинсах.

— Ну так что, Бенуа? Ты, помнится, хвастался, что ты — искусный любовник… А мне вот кажется, что ты вряд ли сумеешь проявить себя половым гигантом! Только не говори мне, что я тебе не нравлюсь… Такое заявление меня весьма огорчило бы!

Ей, похоже, очень весело. Бенуа кусает губы. Ему хочется плакать, и он лишь с трудом сдерживается. Никогда в жизни ему не доводилось чувствовать себя таким униженным.