Поскольку несколько лет назад по просьбе Ингрид фермер взял их к себе, сёстры трудились в поте лица, чтобы отработать свой хлеб. Кэтрин моментально приспособилась к деревенскому укладу, но прошло совсем немного времени, и Ингрид такая жизнь наскучила. В то время как её сестра называла земледелие «единением с матушкой-природой» и любила потрудиться над тем, чтобы очередное капризное растение зацвело, Ингрид устала от того, что под ногтями у неё всегда грязь, а юбки испачканы землёй. Она не хотела провести жизнь, копаясь в земле, собирая урожай и жарясь на солнце.

Девушка пыталась поговорить с сестрой о переезде с фермы, но Кэтрин не хотела и слушать:

– Они были так добры к нам, Ингрид, – говорила младшая сестра столь свойственным ей рассудительным тоном, будто это означало, что теперь девочки должны всю свою жизнь до последнего вздоха служить семейной паре, которая обращалась с ними, словно с нанятой прислугой. Шесть дней в неделю сёстры вставали ни свет ни заря, чтобы собрать созревшие фрукты и овощи и работать в поле, не разгибая спины, до самого захода солнца. Казалось, на седьмой день им положен отдых, но девушки были вынуждены отправляться в деревню, чтобы продать урожай.

По правде сказать, Ингрид ничего не имела против воскресного распорядка, поскольку он давал ей единственную возможность сбежать с фермы. Фермер позволял девочкам ездить в деревню одним, чтобы они продавали чудесные яблоки Кэтрин и другие продукты. Он даже разрешал им брать телегу. Ах, если бы только Ингрид могла забрать её и никогда больше не возвращаться в это ужасное место... Но она не могла бросить сестру.

– На этой неделе мы собрали вдвое больше урожая, чем на предыдущей, – заметила Кэтрин, перед тем как они выдвинулись на рынок. Она разложила яблоки по корзинкам так аккуратно, как если бы это была свежая партия яиц. – Дядя Герберт и на прошлой неделе не мог поверить, что мы продали так много.

– Он тебе не дядя, – осекла её Ингрид, и Кэтрин прекратила возиться с фруктами, чтобы взглянуть на неё. – Извини. Но... Это правда. Он не даст за тебя приданое. Не станет искать для тебя партию. У него нет перед нами обязательств, Кэтрин, и однажды он отберёт у нас жизнь, к которой мы привыкли, так же, как это сделал отец. Если бы ты это поняла, то не меньше меня захотела бы поскорее покинуть это место.

Кэтрин вздохнула:

– Ох, Ингрид.

Сёстры уже не раз высказывали противоположные мнения на этот счёт.

Лучи солнца пробились через щели сарая и осветили младшую сестру Ингрид. Несмотря на то, что часы, проведённые на солнце, придали её коже более смуглый оттенок (поскольку она всегда отказывалась надевать старенькую широкополую соломенную шляпу Ингрид), а кожа на её руках огрубела от тяжёлой работы, Кэтрин не стеснялась этих нюансов своей внешности, скорее даже наоборот. Её причёска всегда была простой и удобной и открывала лицо, хотя Ингрид сотню раз ей говорила, что нужно собирать волосы по последней моде, как стремилась делать она сама. Ничто не могло изменить того, что девушка располагала к себе всех, кого встречала – начиная с фермера и заканчивая людьми на рынке. У Ингрид были некоторые сомнения, действительно ли они хотят тратить деньги на первосортные яблоки (фермер настаивал, чтобы Кэтрин увеличила цену на них вдвое). Возможно, всё дело было в очаровании, исходившем от золотистых глаз младшей сестрёнки. Но на Ингрид оно больше не срабатывало.

– К концу следующего месяца мне исполнится девятнадцать, – начала Ингрид, помогая Кэтрин поднимать корзины с фруктами и загружать их в тележку. – Пришло время мне позаботиться о своей жизни. Если тебе нравится та, которую ты ведёшь сейчас, можешь ничего не менять. Я же хочу большего.

Кэтрин нахмурилась. Так она делала нечасто:

– Куда ты пойдёшь? Как ты будешь зарабатывать на еду и одежду? Возможно, если ты попросишь дядю, то есть Герберта, помочь тебе найти работу в деревне, то сможешь остаться жить здесь, но при этом быть более свободной.

Ингрид наклонила голову. Девушка не рассматривала такую возможность, но она может оказаться наилучшим вариантом... На первое время.

– Возможно. – Ингрид набросила парусину поверх тележки, и сёстры отправились в дальнюю дорогу до деревни. Они прибыли туда как раз к началу утренней суматохи.

Рыночную площадь накрывала тень, отбрасываемая церковью. Некоторые торговцы продавали товар прямо с тележек, другие расхаживали по рынку с корзинами. Кэтрин предпочитала разложить товар на прилавке, чтобы покупатели могли прикоснуться к нему и ощутить его аромат.

– Так у них есть возможность выбора, – всегда говорила она. Сперва Ингрид подумала, что это глупая идея. Кто захочет покупать захватанный чужими руками товар? И вновь она ошиблась, поскольку метод Кэтрин всегда создавал перед их прилавком очередь. Сегодня жители деревни ждали сестёр ещё до того, как они прибыли и установили прилавок.

– Здравствуй, Кэтрин! – поприветствовал младшую сестру хозяин мясной лавки, когда девушки начали раскладывать товар.

Все знали Кэтрин. А вот имя Ингрид люди могли вспомнить с трудом. Она понимала, что ни одну из них нельзя назвать первой красавицей королевства, но Ингрид, по крайней мере, щипала себя за щёки, пытаясь придать им здоровый румянец, и следила за чистотой своей одежды. Она внимательно читала книги и могла поддержать разговор, в отличие от большинства этих крестьян. Неужели им так сложно хотя бы запомнить её имя?

– Здравствуйте, сэр Адам! – в свою очередь поприветствовала мужчину девушка, ведь она, само собой, также помнила имя каждого из этих людей.

– Эти яблоки выглядят ещё великолепнее тех, которые вы продавали на прошлой неделе. У вас есть что-нибудь новенькое?

Ингрид не терпела глупых вопросов:

– Что есть, то есть, – произнесла она сухо. – Мы не можем волшебным образом вырастить за ночь бобы.

Адам посмотрел на девушку удивлённо, и она поняла, что перегнула палку. Кэтрин прикоснулась к её плечу:

– Почему бы этим утром тебе не позволить мне взять продажу на себя, а ты пока пройдёшься по округе? – мягко спросила младшая сестра. – Я справлюсь одна.

Такое решение принесёт Кэтрин не меньше пользы, чем Ингрид: торговля у девочки всегда шла лучше, когда она вела её в одиночку. У сестры был такой добрый, терпеливый нрав, что жители деревни слетались к ней как мухи на мёд.

Ингрид недовольно посмотрела на Адама:

– Идёт. – Она взяла несколько яблок и опустила их в небольшой мешок. Иногда ей удавалось продать их другим торговцам. – Я скоро вернусь. Не раздавай товар бесплатно.

С этим была проблема. Кэтрин проявляла излишнюю жалость ко всяким проходимцам. Если кто-нибудь пускал слюни на её яблоки, девочка порой могла сжалиться и отдать ему их бесплатно. Это выводило Ингрид из себя. Им с сестрой никогда не давали милостыню. Так с какой стати другие должны её получать?

Бесцельно бродя по рыночной площади среди ларьков, Ингрид свысока смотрела то на лоток с рыбой, выложенной на льду, то на прилавок, за которым кто- то продавал мыло. Неделя за неделей здесь предлагали одни и те же товары. Даже свобода, которую даровали дни, проведённые на рынке, начала утрачивать для девушки свою привлекательность. На мгновение Ингрид остановилась у ювелирной лавки, чтобы полюбоваться на нить чёрного жемчуга. Она ещё никогда не видела жемчужин такого тёмного цвета. Вне всякого сомнения, их добыли не в этих краях. Она прикоснулась к одному из драгоценных перламутров кончиком пальца.