Но, поглядев в ее глаза, он вновь обрел силу духа. Будь что будет, но он останется с ней до конца!

– Нет! – загремел он, и голос его разнесся по комнате как трубный звук. – Нет, она не кричит «ку-ку». Вы впали в распространенную ошибку, мистер Шнелленхамер. Эта птица вукует, и, клянусь Богом, я не перестану утверждать, что она вукует, как бы я ни оскорблял этим интересы финансовых воротил. Я от всей души и бескомпромиссно удостоверяю правильность точки зрения мисс Поттер. Кукушка не кукует, она вукует. И можете скушать это за обедом.

Внезапно послышался шелест. Это Мейбл Поттер воспарила в воздухе и упала в его объятия.

– Ах, Уилмот! – вскричала она.

Он свирепо уставился на магната поверх волос на ее затылке.

– Ву-ку, ву-ку! – завопил он с почти дикой яростью.

И с удивлением обнаружил, что мистер Шнелленхамер и мистер Левицки торопливо очищают помещение. Авторы уже устремились сквозь дверь пенящимся потоком. Вскоре они с Мейбл оказались наедине с двумя вершителями судеб корпорации «Идеало-Зиззбаум» – мистер Левицки тщательно закрывал дверь, а мистер Шнелленхамер направлялся к нему с вкрадчиво-нервной улыбкой на губах.

– Ну-ну, Муллинер, – сказал он.

И мистер Левицки тоже сказал:

– Ну-ну.

– Я могу понять вашу горячность, Муллинер, – сказал мистер Шнелленхамер. – Осведомленного человека ничто не раздражает сильнее глупых ошибок, которые допускают люди менее осведомленные. Я считаю занятую вами твердую позицию ярким свидетельством преданности корпорации.

– И я тоже, – сказал мистер Левицки. – Я просто восхищался.

– Ведь вы преданы корпорации, Муллинер, я это знаю. Вы же никогда не сделаете ничего, что могло бы повредить ее интересам.

– Ну конечно, не сделает, – подтвердил мистер Левицки.

– Вы же не станете разглашать маленькие секреты корпорации, ввергая ее в тревогу и уныние, верно, Муллинер?

– Ну конечно, не станет, – подтвердил мистер Левицки. – Тем более сейчас, когда мы прочим его в администраторы.

– В администраторы? – повторил мистер Шнелленхамер, удивленно вздрогнув.

– В администраторы, – твердо повторил мистер Левицки. – В ранге шурина.

Мистер Шнелленхамер помолчал. Он как будто не без труда свыкался с мыслью о таком крутом шаге. Но он был человек острого ума и понимал, что бывают моменты, когда необходим самый широкий жест.

– Именно так, – сказал он. – Я поставлю в известность юридический отдел и распоряжусь, чтобы контракт был заключен без промедления.

– Это вас устроит, Муллинер? – озабоченно осведомился мистер Левицки. – Вы согласитесь стать администратором?

Уилмот Муллинер выпрямился во весь рост. Пробил его час. Голова у него все еще болела, и он самым последним стал бы утверждать, будто понимает, что, собственно, происходит. Но одно он знал твердо – Мейбл покоится в его объятиях, а его будущее обеспечено.

– Я…

Но тут слова изменили ему, и он кивнул.

© Перевод. И.Г. Гурова, наследники, 2011.

День был такой теплый, солнце так сияло, птицы – пели, что всякий, знакомый с девятым графом Эмсвортом, решил бы, что он гуляет в своих садах. На самом же деле он сидел в столовой и смотрел на копченую селедку таким горестным взглядом, что селедка даже поеживалась. Наступил тот понедельник августа, когда в конторах все свободны, а здесь, в Бландинге, удается создать небольшой ад.

Ему, владельцу замка, запрещают в этот день гулять по своим садам в старом костюме. Силы, неподвластные графам, вбивают его в стоячий воротничок, венчают цилиндром и говорят, чтобы он был как можно приветливей. А под вечер тащат на помост и велят говорить речь. Что погода, что птицы для того, кому предстоит такой день?

Сестра его, леди Констанс, беспечально глядела на него поверх своего кофе.

– Какое утро! – сказала она.

Лорд Эмсворт совсем загрустил. Этой ли женщине держаться так, словно все хорошо в лучшем из миров? Если бы не она с ее орлиной зоркостью, он бы увернулся хоть от цилиндра.

– Ты речь написал?

– Да.

– Смотри, заучи наизусть, а то будешь заикаться, как в прошлом году!

Лорд Эмсворт отодвинул тарелку, он потерял аппетит.

– И не забудь, сходи в деревню, там конкурс садиков.

– Схожу, схожу, схожу, – сказал он. – Не забуду.

– Я бы тоже сходила. Из Лондона понаехали дети. Надо им сказать, чтобы вели себя поприличней, когда придут на праздник. Ты знаешь, что такое лондонские дети. Макалистер говорит, вчера кто-то рвал у нас цветы.

Такая новость глубоко огорчила бы графа, но сейчас он жалел себя и не шелохнулся. Кофе он пил, сокрушаясь о том, что это – не цикута.

– Кстати, Макалистер снова говорил, что надо бы замостить тиссовую аллею.

– Глаг! – сказал лорд Эмсворт, ибо (как всякий лингвист вам скажет) именно этот звук издают пэры Англии, когда они пьют кофе, а их мучают.

Энгус Макалистер, главный садовник Бландинга, спал и видел, как бы замостить гравием прославленную аллею. Год за годом предлагал он хозяину свой проект и не смущался отказом. По всей вероятности, сейчас он принялся за старое.

– Замостить! – Лорд Эмсворт окаменел во всю свою длину. Природа, полагал он, устлала аллею прекраснейшими мхами; но если это ей и безразлично, то он не потерпит, чтобы люди, похожие на подгнившую картошку, калечили и губили темно-зеленый бархат. – Замостить? Может, заасфальтировать?

Лорду Эмсворту было плохо, а в такие минуты он бывал нестерпимо саркастичным.

– А что? – сказала сестра. – Неплохая мысль. Тогда можно будет гулять в сырую погоду. Этот мох очень портит туфли.

Лорд Эмсворт встал и ушел в тиссовую аллею. Там был садовник. Он смотрел на мох, как жрец, готовящийся к человеческому жертвоприношению.

– Здравствуйте, – сказал ему лорд.

– Здр-р-расте, милор-р-рд, – ответил садовник, и оба помолчали. Энгус Макалистер впечатал во мхи ногу, похожую на футляр из-под скрипки, выражая этим презрение и неприязнь к естественной поверхности. Лорд Эмсворт печально глядел на него сквозь очки. Он думал о том, почему Промысел Божий, если уж обязан поставлять садовников, допускает в них такую низость. Более того – неужели надо, чтобы этот садовник родился человеком? Из него бы вышел превосходный мул. Такого мула нетрудно любить.

– Я говор-р-рил с миледи.

– А?

– Про дор-р-рожку.

– Э?

– Она не возр-р-ражает.

– Вот как!

Лорд Эмсворт стал темно-розовым, он искал слова, но посмотрел на садовника и осекся. Он знал такие взгляды, они – к уходу, и граф, ужасаясь, понял, насколько он зависит от этого человека.