Внедрение длинных луков привело к быстрому усовершенствованию защитного снаряжения. В начале Столетней войны рыцарь носил кольчугу, металлические наплечники, набедренники, наколенники и латные рукавицы. Все это надевалось на котту — стеганую рубаху из нескольких слоев ткани, иногда подбитую хлопком или шелком. На голове был цилиндрический шлем, часто с гребнем или перьями, которые смягчали удар меча; в конце XIV столетия его сменил более удобный куполообразный бацинет с подвижным забралом. Со временем доспехи становились все более тяжелыми, постепенно закрывая все тело рыцаря. Вместо отдельных железных пластин, прикреплявшихся к кольчуге, стали носить "бригантину" — доспех из пластин, наклепанных на суконную основу. Появление в тот же период кирасы, или стального нагрудника, дало возможность создать первые цельные латы, соединенные гибкими шинами. Их изобрели в Милане, который в XV веке сделался главным европейским центром изготовления доспехов, хотя их делали также в Нюрнберге, Аугсбурге, Брешии.

Пластинчатые доспехи стоили дорого и были доступны далеко не всем воинам даже из числа рыцарей; у многих защитное снаряжение по-прежнему состояло из шлема, кольчуги и куртки из вываренной бычьей шкуры. Если кольчуга весила не более 15 кг, то вес полного латного доспеха превышал 25 кг, не считая шлема (5 кг) и оружия (еще 5 кг). Снаряжение простого пехотинца или лучника было гораздо легче: его доспехи, одежда и оружие вместе весили не больше 20 кг, что тоже немало. Однако в средневековых войнах от пехотинцев не требовалось большой мобильности; их главной задачей было обороняться от конницы за укрытием (если речь шла о лучниках) или за стеной копий. Копейщики (пикинеры) составляли особые отряды, вооруженные пиками длиной около трех метров и состоявшие в основном из фламандцев, а позже из уроженцев швейцарских кантонов. Оружием прочих пехотинцев были меч, кинжал, иногда топор или алебарда. Что касается рыцарей, которые иногда тоже сражались в пешем строю, то они были вооружены длинным (5–6 м) копьем, мечом и кинжалом; его особый вид, мизерикордия, или "кинжал милосердия", предназначался для скользящих ударов между пластинами доспеха.

Артиллерия долгое время использовалась исключительно при обороне или осаде крепостей. Пушки, которые прежде изготавливались из закаленной меди или латуни и часто разрывались, стали делать из более прочного чугуна, и они достигли впечатляющего размера и веса — иногда больше тонны. Самые крупные из них стреляли каменными ядрами, самые малые — свинцовыми шариками. В порядке уменьшения размера они назывались бомбардами, пищалями ("птицеловами"), серпентинами и кулевринами. У англичан тяжелые орудия появились позже, чем у французов, но уже в 1423 году при осаде Мон-Сен-Мишель в Нормандии они использовали две бомбарды весом около пяти тонн, стрелявшие каменными ядрами по 150 кг. Использование полевой артиллерии началось только в середине XV века, когда она сыграла заметную роль в последних сражениях Столетней войны, — например, в победе французов при Кастильоне в 1453 году. В целом ее значение в войнах того времени было не слишком велико и чаще сводилось к устрашению противника, чем к реальному урону. Недаром многие орудия украшались фигурами хищных зверей и птиц и носили грозные названия — "Дракон", "Разрушитель", "Гром небесный" и так далее.

Увеличение мощности пушек вело к укреплению крепостных стен, которые делались все прочнее и достигали порой толщины 4–5 метров. Уже в XIV веке многие крепости имели высокие стены, завершавшиеся одно- или двухрядными галереями с навесными бойницами, откуда могли стрелять лучники или арбалетчики, защищенные зубцами стены или амбразурами. На вершинах башен, встроенных в стены или стоявших отдельно, устраивались площадки, откуда можно было обстреливать войско атакующих, вооруженное таранами и лестницами. На башнях и стенах складывались запасы камней, устанавливались котлы, в которых кипятили смолу и плавили свинец. Стены новых крепостей оборудовались эскарпами (скосами), с которых должны были скатываться пушечные ядра. Применение артиллерии вывело из обихода прежние осадные орудия — баллисты, катапульты, тараны — и сократило сроки осады, которые в прежние столетия составляли нередко долгие годы и даже десятилетия.

До XIV века во Франции военными действиями руководил сам король, но в годы Столетней войны эта традиция была нарушена — короли то попадали в плен, то сходили с ума, война велась на обширной территории, значительная часть страны была оккупирована англичанами. В этих условиях король делегировал свои полномочия коннетаблю (главнокомандующему), маршалам и наместникам. Еще в XI веке коннетабль, который прежде заведовал королевской конюшней, стал командовать войсками, а в конце XIV столетия, когда эту должность занимали талантливые полководцы Бертран Дюгеклен и Оливье де Клиссон, ее значение достигло предела. По свидетельству президента Парижского парламента Гийома Латура, ко времени правления Карла VII должность коннетабля была "самой главной и наипервейшей должностью во Франции по почестям и привилегиям, стоявшей выше должности канцлера и всех прочих". Коннетабль входил в королевский совет, без его санкции не мог решаться ни один вопрос, связанный с военными делами и вообще с управлением государством. Во время войны он получал высокое жалованье (до ста ливров в день) и долю захваченной в битве или при штурме города добычи.

Маршалы располагали гораздо меньшей властью, командуя отдельными частями армии и военными лагерями. Главной их задачей был сбор войска, проведение инспекций и смотров, обустройство лагеря. В их обязанности входило также наказание воинов за всевозможные проступки. Под началом короля или коннетабля маршалы лишались всякой самостоятельности и только в случае их отсутствия получали право вести войска, давать сражения, издавать приказы и прокламации. К высшим военным чинам Франции относились еще два человека: командир арбалетчиков, который был главнокомандующим пехотой и артиллерией, и хранитель орифламмы — хоругви аббатства Сен-Дени, которая была главным знаменем короля и его войска. Эту должность, на которую назначались пожизненно, мог занимать только рыцарь, доказавший в бою свою храбрость и давший клятву скорее умереть, чем отдать почетный символ врагу.

Еще одним следствием Столетней войны стало выдвижение на должности коннетабля и маршалов вместо представителей аристократии незнатных дворян наподобие того же Дюгеклена — хитрого и жестокого командира "компании" наемников. Проявляя нередко больше способностей, чем вырождающиеся аристократы, они в то же время сквозь пальцы смотрели на нарушения дисциплины, совершаемые их подчиненными, а нередко и сами оказывались замешаны в грабежах и насилиях. Руководимые ими войска тиранили мирное население не меньше, чем англичане, опустошая целые облает как саранча. И если в правление Карла V Мудрого порядок в армии еще как-то поддерживался, то при его безумном сыне и бессильном внуке положение стало плачевным. Это отразилось и на боевых качествах французских войск, которые почти всегда терпели поражения в столкновении с врагами, даже когда те значительно уступали им числом. Англичане в тот период даже шутили, что для сражения с французами им не обязательно брать с собой оружие — нужны только веревки, чтобы связывать пленных.

С такой армией предстояло иметь дело Жанне, которая 21 апреля со своей свитой прибыла из Тура в Блуа. В этом старинном городе, стоящем на берегу Луары в 70 км от Орлеана, к тому времени уже собралось войско из 6–7 тысяч человек, разделенное на полсотни отрядов. Главными из них командовали люди, которые с тех пор участвовали во всех походах Жанны, поэтому о них нужно рассказать хотя бы вкратце.