* * *

Сердце защемило. Две недели с гаком, но так и не решился зайти, хотя тянуло – просто душа рвалась. Но как смотреть в глаза девчонке, жениха которой ты лично, своими руками убил. И мало того что убил – разрубил на кусочки? Это верх цинизма – убить дорогого ей человека, прийти как ни в чем не бывало: «Привет, Занда! Ну что, может, потискаемся, все равно у тебя жениха больше нет, чего добру пропадать?!»

Когда Сергей об этом думал, его чуть не перекашивало от такой картинки. Понадобилось больше двух недель, чтобы он решился подойти к мастерской, где Занда делает свои парики.

Внешне лавка мастерицы никак не изменилась – знакомая вывеска, знакомое крыльцо, запавшее в память, будто только вчера поднимался по этим скрипучим ступеням.

Грустно усмехнулся – девушка так и не наняла плотников поправить вытертые от времени доски крыльца.

Подошел к двери, замер на пару секунду, не решаясь толкнуть дверь. Казалось, что Занда, как только увидит свою «подругу», тут же закричит: «Это ты! Это ты, подлая тварь, убила моего жениха! Ты! Ты! Ты!»

И что отвечать? Лепетать о том, что ее жених строил козни против резидента разведки государства, а его, Серг, использовали втемную, чтобы уничтожить Маланга и его покровителя? Глупо звучит… и неправдоподобно. Да и, честно сказать, государству не понравится, если Сергей начнет разбрасываться тайнами. И попробуй сознайся в убийстве… как отреагирует Занда? А если побежит с жалобой в Стражу? А дальше? Или Сергея постараются убрать, или, скорее… ее. Чтобы не болтала чего не надо.

Нажал ладонью на дверь и… застыл. Дверь не поддалась. Толкнул сильнее – заперто. Постучал – вначале робко, потом сильнее и сильнее. Кулаком, пнул пару раз ногой – молчание! Приложил ухо к двери – за ней тихо, будто никто никогда не жил в лавке-доме. Дверь цела, скорее всего, уехала куда-нибудь. Сергей со вздохом опустил руки, постоял и медленно спустился по ступеням. Вот так и бывает… встретишь девушку, а потом…

«Ну а что потом? Ну что ты ожидал? Что она бросится в твои объятия, ища утешения: мол, жених погиб, утешь меня? И лучше орально, раз у тебя нет ничего посущественнее? Ожидал, ожидал, зараза!»

«Ну и ожидал! И что?»

«А ничего. Какое будущее у тебя с ней? Однополая пара? Дальше-то что? Ждать, когда ты приделаешь себе член? Так это еще вилами по воде писано – получится или нет! Ведь ты уже убедился, что все не так просто. Мало приделать, надо еще заставить его работать, а просто вырастить вялый отросток… ты ничего не знаешь о человеческом теле. И местные не знают. И ты никогда не интересовался медициной, а зря! Если бы прочитал хоть пару-тройку книжонок по медицине, знал бы, как работают органы и чем отличается мужчина от женщины – кроме внешних признаков есть еще химия. Вини себя. Нет будущего у тебя и какой-либо женщины. Твоя партнерша всегда может захотеть детей, иметь полноценную семью с мужчиной, который нормально занимается сексом, без всяких извращенческих штучек».

«А чего извращенческого в таком сексе?»

«А то не знаешь? Все, что против природы, что не для размножения, – есть извращение. Все!»

«Пофиг. Хочу – и буду. Мы занимаемся сексом не только для размножения, но и для удовольствия. Так что не аргумент. Заткнись, совесть хренова. Нужно найти Занду, а там видно будет. Вот только куда она могла деться? Соседей поспрашивать? Или подождать, может, вернется? Выжду дня три-четыре, потом снова приду. К тому времени и вернется. Может, она уехала куда-то на короткое время, зачем я буду светиться, лазить по соседям, расспрашивать? Выжду, да. Не буду суетиться».

Сергей вздохнул и потащился вдоль по улице, закутавшись в длинный плащ, по которому стекали капельки воды. Небо плакало, и на душе у Сергея было так же гадко, как и вокруг.

Серый мир, заливаемый дождем, – ручейки мутной воды, уносящие грязь и пучки сена, вывалившиеся из телеги извозчика. Небо намертво заволокло тучами, и просвета не видно.

Сезон дождей или просто долгий небесный плач – да какая разница? Гадко. Все гадко и плохо. И хочется нажраться – до забытья, до потери сознания.

Решил: сегодня никакого Гекеля и тренировок. Да и что Гекель может дать Сергею? Ханар сам признал – большего он уже не даст. За считаные дни Серг изучила все, что знал старший ученик Гекеля, и теперь оставалось лишь упорно, каждодневно совершенствовать мастерство, потому что мало знать – надо приучить тело совершать движения автоматически, без участия сознания. Повторения, и только повторения, лишь они дадут нужный эффект.

Ничего нового о Гекеле за последние дни Сергей не узнал и, скорее всего, не мог узнать. Те же самые бойцы, те же самые уроки, тренировки до пота, до боли, до крика. Запах разгоряченных тел, искаженные лица, кислый, железистый запах крови, брызгающей из ран, – без ранений не обходилось, несмотря на то, что работали лишь тренировочными мечами. Переломы костей, рассеченная кожа, сломанный нос – это лишь малый перечень увечий, получаемых бойцами на тренировках.

Сергей пытался поговорить с этими людьми, наладить контакт, но они не отвечали на его вопросы, лишь смотрели в лицо – бесстрастно, как живые роботы.

Ханар пояснил, что у них приказ – разговаривать только с мастером и с теми, с кем он позволил. Впрочем, Сергею это было безразлично – ну что он может узнать от бывших рабов, из которых делают безмозглое совершенное оружие? Это все равно как говорить с мечом или кистенем…

Гекель за последние три дня разговаривал с ним один раз, и Сергей снова забыл, о чем говорил с мастером – что-то про политику, про мироустройство. По крайней мере, все так отложилось в голове. Если отложилось…

Сергей побрел дальше по улице и через пять минут оказался перед трактиром, на вывеске которого был нарисован матрос в смешной шапочке, свисающей на левое ухо. Шапочка чем-то напоминала берет земных художников, но отличалась своей яркостью, сшитая из множества цветных лоскутков – в таких ходили большинство матросов государственных судов, в том числе и военных. Откуда взялась эта мода – никто не знал. Просто ходили, и все тут. Говорили, мол, в океане слишком мало ярких цветов, радующих глаз, вот моряки и приспособились одеваться ярко и вычурно. Чтобы не сойти с ума от монотонности и серости существования. Что-то в этом, конечно, было: серые корабли, серые паруса, серая жизнь – пожалуй, взвоешь…

Трактир назывался, само собой, «Веселый матрос», что вообще-то было немного странно, ведь до порта отсюда довольно далеко. Возможно, хозяин когда-то был матросом, потому и такое название.

Сергей поколебался, постоял рядом с крыльцом трактира, потом махнул рукой и решительно поднялся по мокрым ступеням к высокой двери, из-за которой шел вкусный запах жареного мяса, приправленного пряностями А еще – пахло чем-то сдобным, таким знакомым, что у Сергея потеплело на душе – бабушка пекла сдобные лепешки, называя их коржиками, и он любил подкрасться и упереть горячее вкусное печево под возмущенные крики и хлопанье по спине выпачканным в муке полотенцем. От этой «кары» лепешки делались еще вкуснее…