Немного помедлив, леди Ровена неожиданно добавила:

– Впрочем, возможно, Варвара Озерская могла бы вам рассказать что-либо?

– Откуда вы знаете Варвару Озерскую?! – встрепенулся Савельев.

– Ну, – на губах Лидии вновь возникла самодовольная усмешка, – вы, может статься, этого не знаете («Да где уж тебе?!» – читалось ее глазах.), но среди журналистской братии она, пожалуй, единственная, кто пишет о магии и магах всерьез. Я свободна?

– Да, пока, – выделил последнее слово Вадим. – И если вам потребуется куда-то уехать из города, обязательно нас предупредите.

– Тогда всего доброго.

«Упечь бы тебя, стервочка, на сорок восемь часов до выяснения личности! – раздраженно подумал он. – Жаль, что не те времена!»

Ну ладно, может, общение с Варварой будет более приятным.

Какой там у нее адрес?

Или не присылать повестку, а вызвать по телефону?

А то и самому наведаться по месту проживания?..

В-ская губерния, зима 1758 г.

Уже зари багряной путь

Открылся дремлющим зеницам.

Зефир прохладной начал дуть…

Новая ода слагалась споро да ладно. Прохор одобрительно покряхтывал у себя в клетке, отбивая в такт особенно звучным слогам клювом о прутья.

О! утра преблаженный час,

Дороже нам златого века.

В тебе натуры сладкой глас

Зовет к работе человека.

Приход твой всяку тварь живит…

Чем дальше от столицы, тем вольнее дышала грудь. И даже рука не тянулась к стакану. Ежели что и пил, так только чай да кофе. И не потому, что в кармане было пусто. Как раз наоборот. Чувствовал себя настоящим Крезом. Пять целковых от Тауберта, десять от Шувалова да еще тридцать Прохорова пенсиона – почитай, его годовое жалованье копииста.

Сначала не хотел брать с собой таковые-то деньжищи. Подумал, что лучше бы отложить немного да отдать верному человеку на сохранение. А то поиздержится в дороге, вернется в Петербург и опять, что ли, класть зубы на полку или идти побираться по друзьям-приятелям-знакомцам? Но потом рассудил, припомнив невнятные намеки его сиятельства, что в В-де все наличные средства могут пригодиться.

Что-то подсказывало, что поездка будет трудненькой.

Ну насчет старинных летописей сомнений не было. Вез с собой письма, адресованные В-скому архиепископу Варсонофию и подписанные лично президентом Академии Разумовским. Граф настоятельно просил владыку споспешествовать в благородном деле во славу отечественной науки. Все рукописи надлежало изъять под расписку гарантией безусловного возврата оных, по истечении в них нужды, законному владельцу. Святые отцы хоть и прижимисты, но против воли младшего брата любимца государыни открыто восстать не посмеют.

А вот что до прочего…

Легко ль сказать: присмотрись. А к чему? Что это за слухи такие, что заинтересовали Тайную канцелярию?

Попробовал разведать еще в Северной Пальмире, но по всем статьям получил афронт. Никто ничего не ведал.

Или предпочитали держать язык на привязи?

Немудрено. По столице прокатилась волна арестов, связанных с делом Бестужева. Канцлер упорно не хотел сознаваться в каких-либо винах. Твердил, что чист перед императрицей как Божия слеза. Елизавета Петровна отчего-то бывшему канцлеру не верила, и Шувалов рыл носом землю в поисках улик.

До В-ды оставался еще день пути.

Дорога лежала через знаменитые В-ские леса.

Откинув полог кибитки (благо день выдался теплый, не задувало, да и вообще в воздухе уже явственно пахло весной), Иван любовался великостью природы российской.

Выросши на брегах Финского залива, он привык к несколько иному пейзажу: песок, да сосны, да безбрежность голубовато-серого летом и стального весной и осенью моря. Здесь же было совсем не то.

Кряжистые дубы-великаны грозились узловатыми ветвями. И без листьев они впечатляли, а каково-то посмотреть, когда приоденутся зеленым убором. Небось у тоненьких соседок-березок сердце замирает в сладкой истоме при взгляде на мужественных властителей леса. Эвон, и сейчас ластятся, так и норовя прильнуть к широким грудям дубов. Вот же неуемное женское естество.

Прохор тоже исподтишка наблюдал за натурой. Внезапно нахохлился, закряхтел.

В чем дело?

Ага, рыжую хитрюгу высмотрел. Пушистый лисий хвост мелькнул вымпелом и скрылся за ближайшей осиной. Чай, вышла на мышиную охоту кумушка. А тут люди, как назло, помешали. Ну извини, Патрикеевна, не хотели, так уж вышло.

– Может, перекусим? – вопросил он ворона.

Пернатый оживился.

– Пер-рекусим! Пер-рекусим!

Из съестной коробки Иван извлек ломоть вареной говядины, краюху хлеба, кус сыру и флягу с квасом. От хлеба и мяса носатый питомец категорически отказался, а вот сыр прямо-таки выхватил из рук хозяина и тут же принялся склевывать.

– Сыр-р сыр-рок отобр-рали у сор-рок!

– Ну барин, и бедовая же у тебя птаха! – захихикал на облучке ямщик. – Точно человек, все понимает!

– Это еще что! – загордился похвалой птахе парень. – Он еще и загадки загадывать мастер.

– Загадки? – не поверил мужичок. – Быть такого не могет!

Прохор от возмущения чуть не подавился лакомством. Прочистил горло и загрохотал:

В дыр-ру когда влагаюсь,

Кр-репок живу и тут.

Когда же вынимаюсь,

Бываю вял меж р-рук.

Но свер-рх еще того спускает мой конец

Тут белой с себя сок…

Умолк, давая ямщику возможность отгадать. Тот чуть с облучка не слетел от лихости стишка. Потом почесал рукой затылок и боязливо начал мямлить:

– Так оно это… то самое… причинное…

– Пр-росольный огур-рец! – закончил ворон, пока человек не осрамил уста неприличным словом.

– Огурец? – опешил детина. – А ведь верно, подходит! Матушки-светы, просольный огурец! Xa-xa-xa! O-xo-xo!

Кибитку затрясло, заметало из стороны в сторону.

– Эй! – прикрикнул на весельчака Барков. – Ты за дорогой-то приглядывай!

– Не боись, барин! Я здешние места как свои пять пальцев зна…

Хрясь! Бум!

И уже кибитка лежит на боку, а все трое ездоков, барахтаясь в снегу, что есть мочи матерятся.

– Растудыть тебя через коромысло! Никак обломались?

– Дык, барин, оно, конечно…

– И что теперь, пехом до самой В-ды топать прикажешь?!

– Ой, да отчего ж пехом? Зараз вмиг все починим.