Мне тридцать пять, я стою два ярда… неплохая селф-презентация. Пошло, конечно, но точно. «Мне тридцать пять лет, на моих заграничных счетах девятьсот тысяч долларов». Я написал бы эту фразу на визитных карточках, если бы у меня они были. А что? Исходя из теории Саслана, в наши кислые времена сумма на твоем счете говорит о тебе гораздо больше, чем затертые «Доктор наук» или «Партнер». Фамилия, имя, отчество и цифры вместо телефона, чтобы сразу понимать, с кем имеешь дело. Берешь в руки карточку, а там написано, «Старший Партнер направления прайвет бэнкинг», а внизу цифра $45 000. Ну, разве можно доверять такому «прайвет бэнкинг» свои деньги? Если он сам не заработал, твои уж точно просрет. Направит их в погашение кредита Вольво, или элитного таунхауса «недалеко от Москвы» (километров этак в ста по Ярославке).

Представляете, сколько проблем удалось бы избежать, знай мы точно финансовую историю тех, с кем собираемся иметь дело? Сколько понтов бы ушло и сколько безмерных иллюзий развеялось? Сдается мне, фундамент, на котором стоит город, это не сваи и не бетон. Это понты. Убери их — все рухнет. Нет, положительно, я не люблю Москву и ее жителей с надписями на визитках, которые не соответствуют реальному положению дел.

Девятьсот тысяч. Восемьсот девяносто восемь тысяч пятьсот восемьдесят два евро, если быть точным. Легко запомнить — восемь, девять, восемь, пять, восемь, ноль.

Для того чтобы вспомнить свое прошлое, кому-то нужно перелистать дневник, просмотреть домашний фотоальбом или проскролить собственный блог. Мои воспоминания — в цифрах. Платежки, «свифты» с исполнением, выписки с кредитных карт…

Улыбка на старой фотографии может обмануть, показав, что в тот год ты был счастлив, хотя, вполне возможно, ты просто лицемерил, чтобы лучше получиться. Дневники и блоги — всего лишь эмоции, которые давили на тебя, пока ты писал «о самом важном решении в своей жизни». И только цифры не врут. Банальные бухгалтерские графы «было» и «стало» лучше всего говорят, кем ты был, кем стал и что потерял или чего не добился. Хотя, наверное, мог бы…

Первые сто тысяч упали на этот счет, когда ты продал свою мизерную долю в рекламном бизнесе, на исходе жирного 2006 года. Они же ушли с него в начале 2007-го, когда ты открыл свое «консьерж»-агентство.

Двадцать восемь тысяч в марте 2007 года ты заработал, пульнув ночным джетом пятерых проституток в Монако. Сорок тысяч — за оргию пятерых представителей РПЦ с плеймейт апрельского номера на вилле Хью Хефнера (ребята так комично отплясывали под Элвиса). Семьдесят тысяч минус десять процентов отката личному помощнику заказчика были выручены за организацию дня рождения русского клиента в берлинской тюрьме Шпандау (он там служил в армии) в мае того же года. Сто тридцать пять — за маскарад, ради которого пришлось на одну ночь арендовать Эрмитаж для нефтяного барона (так его бы назвали на Западе, на самом деле он колхозник. Нефтяной колхозник, из Анадыря). Это уже две тысячи восьмой.

Я вспоминаю, с какой легкостью люди тогда выдумывали собственное безумие, чтобы было что оплатить, и мне кажется, зеркало заднего вида отражает в этот момент какого-то другого человека. У него меньше морщин в уголках глаз, да и сами глаза — блестят. Кажется, он значительно моложе и веселее, чем тот, что сидит сейчас за рулем и подпевает Зигги Стардасту.

Это был неплохой год, в самом деле. По его итогам, только чаевые консьержам — в Лондоне, Париже, Милане, Нью-Йорке, на Сардинии, Кот д'Азур и черт знает где еще составили около восьмидесяти тысяч. Чаевые за то, что они доставали моим клиентам, в любое время суток — икру красную и черную, проституток совершеннолетних и не очень, геев, кислые щи, трансвеститов, квас, кокаин, зубных врачей для левреток, самолет для отправки к московскому ветеринару любимого кота. Они инициировали задержание полицией внезапно прилетевшей жены, пачками штамповали на таможне забытые теми же женами в летних домах бланки такс-фри, не имея на руках покупок, организовывали встречи тех, кто по известным причинам внезапно прилетел поздней «Сессной» из Питера вообще без каких-либо документов.

Их услугами пользовались миллионеры, топ-менеджеры, депутаты, партийные лидеры, беспартийные дилеры, вороватые чиновники, министры… Восемьдесят тысяч за год…

Это неразумно много по сравнению с тем, сколько я с их помощью заработал, непростительно много. Но персональный сервис, который ты продаешь, может быть только одним — лучшим. Я был лучшим в этом деле, по крайней мере, многие об этом говорили — до тех пор, пока я не вышел.

Так бывает. Однажды ты оказываешь сервис такого рода, что после этого никакие другие сервисы оказывать уже невозможно. Да и не рентабельно. Однажды ты решаешь проблему с некоей лодкой, на которой гуляла компания уважаемых на Родине людей. Интересных, милых, веселых и добрых. Из тех, кто водится только на экране телевизора. Они пили и танцевали всю ночь, а утром, после того как сошли на берег, по какой-то дикой случайности на верхней палубе, точнее, на флай-бридже остался лежать труп юной девы с двумя пулевыми ранениями. Несколько беременной. И вроде бы ни по кому из отдыхавших нет подозрений, а два пулевых ранения есть… и четыре полицейских из отдела криминальных расследований города Марселя… тоже есть… Впрочем, это долгая и смешная история. Потом еще пара-тройка таких же долгих, но чуть менее смешных историй. Потом еще и еще.

Ты уже не владелец консьерж-агентства. Ты — тот-которого-зовут-когда-возникают-нерешаемые-проблемы. Тот, кто внезапно появляется, чтобы решать их. Практически deus ex machina. Да, и машина у тебя теперь соответствующая. Aston Martin DB9 цвета «азур».

Такой вугы ex Aston Martin «на местности». Хороший плохой парень. Что-то среднее между следователем из «Леона» в исполнении Гэри Олдмена и капитана Анискина из фильма моего детства. Вам кто больше всех нравился в «Леоне»? Сам Леон? Малолетняя зассыха? Его цветок? А мне герой Олдмена. И знаете почему? Во-первых, он обладал безукоризненным стилем. Во-вторых, следователя было очень жалко, потому что люди его не понимали, и ему приходилось стрелять, чтобы хоть как-то объяснить им: ПОСЛУШАЙТЕ, Я ОЧЕНЬ РАНИМ!

В общем, подобные сервисы приносили стабильный доход и уносили нервные клетки. Я стал более раздражительным, немного сентиментальным, сильно циничным, слабо верящим. Моими друзьями стали всякие полукриминальные личности: честные осведомители, коррумпированные чиновники, дорогие проститутки, ебанутые хакеры и надломленные кокаином портфельные инвесторы. Я называю их Ziggy's Band. Они даже в телефоне у меня записаны как Виерд, Гилли, Ебанутая Диана, Жирная Молли. Я почти не помню их настоящих имен. И пусть прозвища не делают всю эту шваль лучше, они, несомненно, добавляют моей жизни иронии.

Ты подгоняешь предметы вокруг под собственный стиль и переименовываешь людей. Этот вирус космополитизма — страшная вещь. Сначала ты привозишь из Европы одежду, потом аксессуары, потом начинаешь возить лекарства. На следующем этапе ты словно невзначай просишь регулярно летающих туда знакомых, коих у тебя много, привозить продукты. В какой-то момент вся твоя квартира, от кофейной чашки до люстры, оказывается привезенной по частям из Лондона. Квартира, в которую зубная паста доставляется два раза в месяц посылками Е-bay, в которой журнал «Monocle» на прикроватном столике не может быть старше прошлого месяца, в которой аспирин — лучше швейцарский, чем немецкий, сигареты «Мальборо лайте», пожалуйста, только не из дьюти-фри, а из французской табачки. И колонка Тайлера Брюля в воскресной «Financial Times»… Если ты случайно забыл купить эту газету в воскресенье, врачи из нацистских концлагерей покажутся окружающим милыми докторами из сериала «Интерны». В общем, ты давно уже живешь во внутреннем Лондоне. Это твоя суверенная демократия на двухстах метрах в центре Москвы… до того момента, пока не придет сантехник. Его не переименуешь, даже и мечтать нечего.