Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Времена, боюсь, меняются, Родни.
– Но не для Сэмюэла же, блядь, Пипса, котик! Для него время перестало меняться в 1703 году, когда он помер. Пипс – национальное достояние. И кстати о временах, Джайлз, – мы уже на пять минут опаздываем. Сколько, по вашей оценке, вам понадобится, чтобы убрать их?
– Убрать их?
– Да. Протестующих. Расчистить фойе и впустить людей. У меня в “Плюще”[37] забронирован столик на десять пятнадцать, и если опаздываешь, они за него усаживают на отпущенные четверть часа кого-нибудь из тех, кого недавно выперли с “Острова любви”.
– Убрать их? – переспросил Джайлз. – Вы хотите, чтобы я силой выгнал законных протестующих, для того чтобы гетеросексуальный белый мужчина изображал на сцене полового преступника в виде жизнерадостного охотника до мокрощелок? Вы спятили? Не собираюсь я их прогонять. Я собираюсь отменить ваш спектакль и размежеваться с вами. Мы уже обнародовали заявление, в котором сообщаем, что ваше представление Сэмюэла Пипса никак не отражает ценностей этого театра. Мы – не таковы.
Родни Уотсон ошарашенно вытаращился на Джайлза.
– Вы отменяете мой спектакль?
– Конечно, отменяем. Пипс – долбаный насильник. Жаль ужасно, однако что тут поделать? Попробуйте взглянуть на это с моей стороны.
Вот тебе и на.
Его бросают на съедение волкам по “ятожкиному” капризу. Как и любой управленец с тех пор, как “Нетфликс” выпер Кевина Спейси[38], Джайлз ставил на лидера. Применяя при этом молниеносный и бескомпромиссный подход к минимизации ущерба, какой в индустрии развлечений стал теперь обычным делом.
Эта бабища Бейнз разделала его, как селедку. Родни понимал, что он себя отстоять не сможет. Пипс считался достоянием нации триста лет подряд, но с точки зрения двадцать первого века он, очевидно, – гнусный мерзавец. Вайнштейн семнадцатого века, привычно пользовавшийся собственным положением и властью для утоления своих зверских половых аппетитов. И вот стоило кому-то ткнуть в это пальцем, стало ясно, что вся торговая марка “Пипс”, на которую Родни так тяжко трудился и которая в годы, когда не было съемок, обеспечивала шампанское и шикарные обеды, в одночасье и полностью сделалась токсичной.
Как тут выкрутиться?
Воевать с этим без толку. Невозможно защитить кого бы то ни было от преступлений, за которые в наши дни загремишь в тюрьму.
Но молчание ничем не лучше. С этого мига любой поисковый запрос на его имя в Гугле приведет к #ПомнимИх. Что, в свою очередь, разумеется, приведет к #ЯТоже, #НеОК, #ВремяВышло и #ПиздецКарьере.
Вина по ассоциации. Его имя того и гляди добавится к списку, какой в прессе обычно следовал за именем Вайнштейна. Неважно, что ты натворил или в каких проступках тебя обвиняли, – если долбаным медийщикам выпадает возможность впихнуть тебя в список, начинающийся с Вайнштейна, они тебя туда впихнут.
Нужно себя отстоять. И поживее.
Никогда не подставляй зад. Вставай, борись.
– Будьте любезны, отмените спектакль по моему настоянию, Джайлз, – проговорил Родни, – и пригласите мисс Бейнз за кулисы. Я желаю обсудить с ней насущную необходимость преследовать Сэмюэла Пипса по суду.
Может, доктор Кейт Галлоуэй и заметила потрясение на лицах Мэтлока, Клегг и Тейлора, но ничего на этот счет не сказала. Свернула простынку, сложила ее сбоку и переспросила, желают ли полицейские повернуть тело, чтобы осмотреть рану.[39]
Мэтлок обрел голос.
– В своем отчете вы сообщили, что вскрытие никаких очевидных новых примечательных особенностей не показало, – проговорил он.
– Спереди – нет, – сказала Кейт. – Как я уже говорила, удар был нанесен сзади. Чтобы помочь мне перевернуть ее, вам придется надеть пластиковые перчатки.
– Простите, Кейт, но вам не кажется, что хер и два яйца – примечательные особенности?
Пауза. Секунда-другая, показавшиеся куда более протяженными.
– Нет.
– Нет?
Температура настроения у Кейт внезапно сделалась ниже, чем в холодной комнате.
– Отчего член и яички могли бы показаться мне примечательными особенностями? У половины людей на планете такие есть.
– Но ни у единой женщины.
– Ни у единой цис-женщины, Мик. – Лицо у Кейт совершенно заледенело. – Зато есть у многих самоопределяющихся женщин.
Мэтлок ожесточенно пососал карамельку. Божечки. Почему в наши дни все непременно должно быть таким каверзным? Минное, блядь, поле. Господи, как же сейчас пригодилась бы сигарета.
– И вы не считаете, что это сама по себе примечательная особенность? – спросил он.
Кейт сердито уставилась на него.
– Уж не хотите ли вы сказать, что мне следовало сообщить об этом в моем первом отчете?
– Ага, вообще-то хочу.
– Вам не кажется, что сосредоточенность на гениталиях Сэмми намекала бы на предубежденность?
– Предубежденность?
– Трансфобную предубежденность. Которая, как вам известно, не только противоречит нашему полицейскому кодексу поведения, но и, прямо скажем, закону.
– Что за х… Что за фигня еще такая трансфобная? Мы убийство расследуем. Тут не урок социологии.
Кейт вздохнула, явно совершая некоторое внутреннее усилие, чтобы сдвинуть свои раздражение и обиду к чему-то похожему на терпимость к этому жалкому невежественному мужчине из ХХ века.
– Сэмми была женщиной, – подчеркнуто терпеливо проговорила Кейт. – Она определяла себя как женщину и находилась в переходном процессе. Как видите, она уже обзавелась грудями, а в ее теле обнаружены признаки приема гормонов.
– Но, с вашей точки зрения, это для нашего расследования не значимо?
– Удар нанесли в затылочную часть головы. Тело доставили без повреждений одежды. Нет никаких признаков того, что с гениталиями Сэмми что-то делали. Позвольте мне задать вам вопрос, Мик. Если бы жертвой оказалась все-таки цис-женщина, как вы столь предсказуемо сочли по умолчанию – эка невидаль, – и если бы ее привезли в точности таком же состоянии и в тех же обстоятельствах, что и Сэмми, вы бы ожидали от меня отчета, в котором говорится, что жертва – женщина с влагалищем?