Лил проглотила остатки меренги и покосилась на хмурую Веронику.

– Ну… На самом деле вряд ли, извините, – поспешно ответила она. – Вы же помните, что у моей компаньонки свинка? Я не могу без неё пойти…

– Да, бедняжка. Пожалуй, тебе уже пора? Надо её проведать – вдруг ей уже лучше? – холодным тоном произнесла Вероника.

Лил поставила чашку с чаем на столик и широко улыбнулась.

– Да, ты совершенно права. Приятно было с вами познакомиться! – обратилась она к остальным дебютанткам. – Желаю хорошо провести вечер.

Но не успела Лил со всеми попрощаться, как Вероника утащила её из комнаты и вывела в коридор.

– Что ты вытворяешь? – прошипела она. – Ты собиралась расспрашивать моих подруг об украденной броши, а не сплетничать и… и… заводить друзей!

– Но я их расспрашивала! – возразила Лил, вскинув брови от удивления. – Я…

Договорить она не успела. Мисс Уайтли выставила Лил за порог и захлопнула чёрную входную дверь прямо перед её носом.

Мэй на цыпочках поднялась на чердак. Она шла босиком, тихонько, как мышка. Давно наступила ночь, и ей полагалось лежать в кровати. Мама с папой уже погасили свечи, Шэнь и Цзянь видели десятый сон, Сун ворочался и бормотал во сне, а Мэй никак не могла даже задремать. Несколько часов она лежала на спине, разглядывая паутину трещин на потолке, и мысли её кружились подобно мотыльку, очарованному пламенем свечи. Наконец она сдалась, встала с постели и отправилась в комнату дяди Хуаня.

В последнее время это место превратилось в её тайное укрытие. Мэй сама не знала, чем её привлекала комната. Возможно, дело в том, что там не так пусто и печально, как в дедушкиной, или в том, что в детстве они с Суном часто там играли. Она поставила огарок свечи на прикроватный столик. Жёлтый огонёк дрогнул и прогнал тени из углов.

Дядя Хуань, как настоящий моряк, не любил беспорядок и всегда убирал комнату перед отплытием. На голом матрасе покоились заботливо сложенные одеяла, у ножек кровати стояла аккуратная стопка книг, на гвозде у двери висели шарф и кепка, и всё сверкало чистотой. Мэй подтащила деревянный табурет и забралась на него. Она отодвинула засов на окне в крыше, открыла его и вдохнула дымный ночной воздух.

В детстве они с Суном восхищались видом с чердака. Отсюда Чайна-таун представал совсем иным: хаотичным пейзажем из серых крыш, высоких труб, клочков неба и разлетающихся в нём воробьёв. Порой они с братом вылезали в окно и осторожно карабкались по крыше, становясь смелее с каждым разом и забираясь всё выше в этом непривычном, новом для них мире. Потом мама узнала об этом и строго-настрого запретила детям гулять по крыше. Она даже пригрозила забить окно гвоздями, если они ещё хоть раз из него выберутся.

Мэй никогда прежде не приходила сюда ночью. На улице было темно, хоть глаз выколи, и Чайна-таун освещали лишь рассыпанные по небу звёзды и бледная луна, круглая, как серебряный шиллинг. Её холодный свет падал на черепицу и слуховые окна, и они мерцали в темноте, подобно белым жемчужинам.

Мэй вспомнился дедушкин рассказ о том, что священный бриллиант их далёкому предку подарила Лунная девушка. В ночь, подобную этой, легко принять луну за человека – точнее, за огромный сияющий глаз, наблюдающий за миром людей. Мэй посмотрела на спокойное небо и сделала глубокий вдох, стараясь упорядочить свои спутанные мысли.

После разговора с Суном она чувствовала себя несчастной. В голове звучал его осуждающий голос: «Не смеши меня. Тебе духу не хватит. Пора бы тебе уже вырасти, Мэй». Из-за его слов она не осмелилась сказать о бриллианте маме или папе, тем более что доказательства – вырезки из газеты – у неё теперь не было. К тому же Сун был прав: родителям сейчас не до этого. Поговаривали, что Барон подмял под себя таверну «Семь звёзд». Мистер и миссис Пёрке остались там работать, но всем заправляли люди Барона. Он медленно, но верно завладевал Чайна-тауном. Прохожие на улицах выглядели напуганными. Соседи всё ещё собирались на совет на кухне семьи Лим, но союзников у них становилось меньше, а те, кто оставался, нервничали и дрожали от страха.

Магазинчик снова выглядел как прежде, но на папином лице всё ещё читалась тревога, и большую часть времени он сидел над бухгалтерскими книгами, нахмурив брови. Они с мамой шептались о счетах и деньгах, отчего Мэй становилось тошно. Недавно к ним зашла миссис By: она безудержно рыдала, прикрыв лицо передником, а мама пыталась её успокоить. В доме царила напряжённая атмосфера. Никто не валял дурака, не шутил и не смеялся, и даже близняшки Шэнь и Цзянь ходили как в воду опущенные.

Когда их весёлый дом погрузился в тревожную тишину, Мэй осознала, что осталась наедине с мыслями. Она думала о своём, подметая пыль в магазинчике, наполняя стеклянные банки чаем и карамелью и расставляя консервы по полкам. Она предавалась размышлениям и когда кормила Тибби и попугая, и когда лежала ночью в постели не смыкая глаз. Мэй больше не утопала в мечтах, не рассказывала про себя дедушкины легенды и сказки. Она прокручивала в голове слова Суна, и невольно ловила себя на мысли, что её брат, вероятно, всё-таки не прав.

Разумеется, бриллиант мог оказаться не тем, который она искала. И даже если это он, вернуть его не так просто. Найти юную леди и поговорить с ней не то что сложно, а, пожалуй, невозможно. Однако призрак Лунного бриллианта непрерывно витал перед Мэй, и она не сомневалась: он сможет защитить их семью.

Может, ей стать вором, проникнуть в чужой дом под покровом ночи и выкрасть бриллиант из шкатулки с остальными украшениями? Кража была бы вполне оправданная, в конце концов, камень раньше принадлежал её семье. Однако идея всё же глупая. Наверное, Мэй и правда перечитала детективных рассказов. Она понимала: воровать плохо, даже если это последнее, что тебе остаётся делать. В раннем детстве, когда они с Суном тянулись к банкам конфет в магазине, мама била их по рукам, приговаривая, что так делать нельзя. Да и какой из неё вор? Её шаги за милю слышны – брат всегда об этом говорил.

Но сейчас при виде крыш, залитых лунным светом, Мэй охватило внезапное желание действовать. Она вспомнила о том, как мама призывала соседей стоять за себя; о папином хмуром, уставшем лице; о рыдающей миссис By; о том, как подручные Барона прибирают к рукам то, что им не принадлежит, подобно Вайго Рену, который похитил Лунный бриллиант много лет назад.

Интересно, как бы они запели, если бы Мэй самостоятельно, без чьей-либо помощи, вернула камень?

Она решила, что первым делом надо найти юную леди и рассказать ей об истории бриллианта и проклятии, лежащем на нём. Мэй таскала у папы все свежие газеты после того, как он их пролистывал, и искала в разделе светской хроники упоминания о мисс Уайтли. Наверное, лучше всего будет написать ей письмо. Ведь в этом нет ничего предосудительного.

Да, Сун считает её застенчивой трусишкой, но на самом деле это не так. Пускай она не смелее брата, но тоже по-своему храбрая. Разве Мэй не потомок благородного воина, который восстановил справедливость? Ведь сейчас она собирается сделать то же самое. У неё появился шанс доказать, что она тоже смелая, сильная духом и уверенная в себе.