— Ты меня не поняла. Дискета в несгораемом контейнере, который к тому же очень устойчив против деформации. А как его открыть — было известно только генералу Крамскому и «психу» Славгородскому из «Золотого ручья». И еще неизвестно — может, этот контейнер при попытке его открыть рванет так, что ни от тебя, ни от меня, ни даже от твоего чудесного дома не останется и горстки пепла! Но даже не в этом суть. Информация на сто процентов закодирована, и чтобы её раскодировать, нужно быть как минимум одним из тех умельцев, что при помощи домашнего компьютера умудряются взламывать системы защиты крупных банков и переводить на свои счета миллионы долларов. Ты можешь такое провернуть?

Рамона отрицательно покачала головой.

— Вот и я нет. Так к чему тогда все разговоры? — Я залпом осушил очередную рюмку и вновь потянулся за бутылкой, не обращая внимание на, мягко говоря, не одобряющий взгляд Рамоны.

— Но я всё равно хочу взглянуть на дискету, — спокойно произнесла она и вышла из комнаты в прихожую, где я оставил свои вещи. Вернулась уже не одна — до этого дремавший около входных дверей мраморный дог по кличке Гарик весело, как щенок, прыгал возле ног Рамоны. Вот только собаки мне еще и не хватало!

— Гарик, лежать! — скомандовала хозяйка, и пёс послушно опустился на ковер. Уж всяко лучше, чем на подстилочке перед дверьми. Хитрый, ничего не скажешь.

— Он так и спит, где захочет? — поинтересовался я, ощутив на себе гипнотический взгляд собаки, с одной стороны, убедительно изображающей из себя сонное царство, а с другой — внимательно, сквозь чуть приоткрытые веки наблюдающей за каждым мо им движением.

— А что, ты боишься? — рассмеялась Района и с видом заботливой мамочки погладила меня по голове. — Не бойся, на кровать я его не пускаю. И вообще — в спальню…

«Что, простите? Я ослышался, или как? Мне уже открыто намекают, что в первую же ночь я удостоюсь чести почивать на хозяйском ложе?»

— Ну тогда совсем другое дело! — Я сильно прижал к себе Рамону и впервые после разлуки прикоснулся губами к ее гладкой и мягкой коже на шее. От неё пахло дорогими французскими духами и кремом для загара.

Так как Района не пыталась высвободиться из моих объятий, я уже собрался добраться до ее уха, а потом — до губ, но мерзкий пес опять всё испортил. Он вдруг зарычал, вскочил и стал оглушительно лаять, шаг за шагом приближаясь к дерзко посягнувшему на хозяйку чужаку, то есть ко мне. Но стоило Районе спокойно бросить: «Гарик, на место», — как здоровенная псина тут же поджала хвост и трусцой убежала в прихожую. Хорошо, что хоть слушается, а то вообще была бы труба.

— Принесла дискету?

— Конечно.

— Тогда давай посмотрим повнимательней, ради чего угробили уже как минимум пятерых человек…

И я открыл серебряный портсигар. Плоский предмет, очень напоминающий допотопную промокашку для печатей, только гораздо более тяжелый, лежал на столике-баре. Поверхность контейнера, где — хотелось в это верить — находилась дискета, была совершенно гладкой. Заисключением вытисненных на одной из торцевых сторон цифр «482». Что они означали, можно было только гадать. И совершенно невозможно было понять, с какой стороны и при помощи чего он вскрывался. Отчетливо виднелась линия соприкосновения двух одинаковых половинок, но определить, каким образом они крепились друг к другу, представлялось неразрешимой задачей. Достаточно было пару минут повертеть контейнер в руках, чтобы однозначно решить — своими силами вскрыть его невозможно. А значит, добраться до дискеты могут лишь немногие, посвященные в тайну люди. Одного из таких людей я знал — это был профессор Славгородский из «Золотого ручья».

— Надо спрятать её, — безапелляционно предложил я. — И лучше всего, если ты не будешь знать о её место нахождении. Подержи собаку, а я схожу осмотрюсь.

— Думаешь найти подходящее место в саду? — с интересом спросила Рамона.

— Или в доме, или еще где-то… Я ещё не решил. Посиди пока здесь, минут тридцать-сорок.

— Может, лучше завтра, когда трезвый будешь?

— А кто тебе сказал, что я пьян?

— Сама вижу, не нужно мне ничего говорить. Посмотри на свои глаза в зеркало, — и моя красавица отмахнулась от меня, как от назойливой зелёной мухи. — Делай что хочешь, мне все равно.

— Собачку-то подержишь?

— И не собираюсь, сам выкручивайся. Цапнет за одно место, очень хорошо!

Рамона демонстративно вытянулась на велюровом диване и стала очень похожа на висящий у меня дома на стене плакат Саманты Фокс. А точнее — на изображенную на нем фотографию. Семь лет назад, пораженный удивительным сходством Рамоны с популярной английской певицей, я даже какое-то время называл девушку Самантой, пока она в ультимативной форме не запретила так к ней обращаться. Пришлось уступить. Когда я вернулся после проведенного в Пярну отпуска обратно в Москву, то про себя начал называть висящую на стене в гостиной девушку не иначе, как Рамоной. Ничего не поделаешь — сила привычки!

— Значит, не хочешь помочь беглому дезертиру, да? — Я склонился над лежащей, словно фотомодель, Рамоной и ощутил на своем лице её горячее дыхание.

— Пьяному — нет, — категорически ответила она. — Дай мне вина!

— А ещё чего?

— Больше ничего. Хочешь идти — иди, а ко мне не приставай.

— А то что будет?

— А ты попробуй, сам увидишь!

И я попробовал. Оказывается, ничего плохого мне не грозило. Даже наоборот — очень понравилось. Особенно оказавшийся слишком скрипучим диван и громкие всхлипы страстной молодой женщины. Надо признать, что прошедшие со дня нашей первой встречи семь лет и две недели пошли Рамоне только на пользу.

Вечером мы пошли в ресторан, и Рамона накормила меня каким-то эстонским национальным блюдом с креветками, после которого мне снова захотелось смять её в своих объятиях. Но сделать это оказалось не так легко, потому что сразу после ресторана она потащила меня к какой-то своей подруге, которой, как оказалось, уже успела рассказать о капитане десантно-штурмового батальона, очень любившем когда-то кататься на водных лыжах за несущимся впереди катером.

Но вряд ли только об этом рассказывала Рамона своей подруге, поскольку та засыпала меня вопросами такого содержания, что иногда мне всерьез приходилось взвешивать каждое слово, прежде чем дать ответ. Неужели я в то далекое лето успел столько всего наговорить, в том числе и о некоторых подробностях моего «афганского отпуска»? Например, как мы вместе с лейтенантом Саблиным меняли БТР на водку или как по причине лютой злобы ко всему «борющемуся за независимость» народу южного соседа не смогли довести до расположения части одного из известных командиров моджахедов, сделав ему «испанский воротник»? Воистину, любовь развязывает язык получше боли!

Когда мы ушли от подруги, мне все-таки удалось затащить Рамону на пустынный пляж, где на хранящем дневное тепло песке я показал своей единственной любимой женщине, что за минувшие годы я отнюдь не стал более холодным и невосприимчивым к женской ласке. А потом мы долго купались в теплых водах Балтийского моря, плавали наперегонки до буйков, и я нарочно проигрывал Рамоне в скорости, доводя ее до радостного визга после одержанной в заплыве «победы», а в довершение всего — поймал небольшую медузу и засунул красавице в купальник. Что тут началось! Я уже на полном серьёзе стал молить Бога, чтобы неторопливые и рассудительные эстонцы не вызвали полицию, заслышав в вечерних сумерках нечеловеческие вопли, доносящиеся со стороны пляжа.