А в Польше в это время русские министры продолжают тратить «денежные суммы», пытаясь «пристойным способом» утихомирить расходившихся демократов. Страницы истории, посвященные этому периоду, напоминают бухгалтерские книги: «Теще коронного гетмана 1500 и 20 000, дочери его — 1300, литовскому гетману — 800, жене его — 2500, примасу — 3166 (ежегодно), духовнику его — 100, сеймовому маршалу на сейме 1738 года — 1000, депутатам — 33 000 и т. д.».

А ведь это соседние с Россией страны, Россия хорошо знала, что там творится и вследствие чего.

Да и в последующие времена при словах «цивилизованная демократия» российский император с тоской вытаскивал кошелек. Россия продала Аляску, однако посол США всю сумму в Россию не привез и на вопросы заинтересованных лиц: «Где деньги?» — начал застенчиво мяться, пока царь не сказал: «Я знаю где». США ведь цивилизованная демократия, ну как там осуществишь такую сделку, не «смазав» конгресс и сенат «откатом»?

Так что опыта у России по «демократическим преобразованиям» было полно, но она не захотела им воспользоваться, умники всегда оставались в меньшинстве.

А случаев было предостаточно. Между прочим, декабристы выбрали самый плохой. И хотя действовали они решительно (под руководством Пестеля был, например, вынесен смертный приговор всем членам дома Романовых, так что большевики, по сути, только привели его в исполнение), но достичь успеха не могли — слишком много в этот момент было законных наследников на престол, было из кого выбрать императора.

Самыми удобными для преобразований России в парламентскую республику были случаи, когда пресекались династии и дворяне становились перед вопросом: «Кого избрать царем?» И действительно, в такие моменты у продвинутых умников возникали мысли о парламенте.

В 1613 году на престол был избран первый царь из династии Романовых — Михаил. Ему было всего 17 лет, и это прощает его собственную попытку создать над собой нечто вроде боярского парламента. Церковь эту попытку юного дурака пресекла.

19 января 1730 года в возрасте 14 лет умирает российский император Петр II — внук Петра I и сын казненного Петром I сына Алексея. По линии Петра I на престол ставить было некого. Дочери Петра I Елизавете 21 год, но она слыла по-девичьи легкомысленной и ветреной. Верховный тайный совет России на таком ответственном посту ее пока не представлял. Внуку Петра I от дочери Анны было 2 года — ставить его императором было страшно, ребенку умереть в те времена ничего не стоило.

Остановились на племяннице Петра I, дочери его родного брата Ивана — Анне, герцогине курляндской. Ей было 37 лет, ее знали как умную и рассудительную женщину, и она довольно хорошо знала российский двор, так как часто посещала его.

Но Верховному тайному совету захотелось большего, и он готовит тайно конституцию страны — Кондиции, — которую Анна должна была тайно подписать перед вступлением на престол. В этой конституции о правах народа еще не говорится, в ней идет речь только о правах 8 членов тайного совета и пункты об ограничении самодержавия. Анна спокойно эти пункты подписывает, вступает на престол, но тайну отнюдь не блюдет. Узнав о происках Верховного тайного совета, российское дворянство вскипает. Большинство из них не бежит к тайному совету и не требует расширения представительства, всеобщего равного и тайного дворянского права избирать и быть избранным и т. д. (хотя были и такие). Большинство бежит к императрице со словами: «Не хотим, чтоб государыне предписывались законы… Государыня, мы верные подданные Вашего Величества; мы верно служили прежним великим государям и сложим свои головы на службе Вашего Величества; но мы не можем терпеть, чтобы Вас притесняли. Прикажите, государыня, и мы принесем к Вашим ногам головы Ваших злодеев». Анна спокойно разорвала подписанные Кондиции, и инцидент с демократическими идиотами был исчерпан, Верховный тайный совет упразднен.

А ведь могли и после Беловежской Пущи прибежать к Горбачеву офицеры со словами: «Прикажи, и мы принесем к твоим ногам головы Ельцина, Кравчука и Шушкевича». Ясно, что Горбачев не тот человек, но разве офицеры те? Разве они осознавали и осознают, что нужны только для защиты народа?

Но в России уже созревали две силы, для которых демократия в принципе неприемлема. Это буржуазия и аппаратная бюрократия.

Маркс проблему борьбы в обществе сильно упростил. Считать, что мы имеем только два класса-антагониста: рабочих и капиталистов — этого недостаточно. По марксистским понятиям бюрократия — это порождение буржуазных отношений, и, стало быть, по пути движения к коммунизму она исчезнет. Но мы на истории СССР убедились, что дело обстоит далеко не так. Эти две силы различаются сферами приложения: буржуазия занята в той области, где действуют экономические законы, а бюрократия — в области действия законов управления. Тем не менее, объект ограбления у них один — народ. Способы грабежа разные: буржуазия отнимает часть труда у работника в виде прибавочной стоимости, а бюрократия — в виде налога и взятки. Но дерут-то они шкуру с одного барана.

Они конкуренты, они соперники друг другу в отношении к объекту грабежа, но могут стать на какое-то время союзниками, чтобы сломить сопротивление тех, кого собираются грабить. Но когда сопротивление сломлено и начинается сам процесс ограбления, они становятся заклятыми врагами и нечего удивляться делу Ходорковского. (И, как это ни странно, действуя по принципу «враг моего врага — мой друг», могут стать и союзниками народу, уничтожая с его помощью конкурента.)

В этом классическом треугольнике — народ, буржуазия, бюрократия — все ненавидят друг друга, но все стараются использовать друг друга в борьбе со своим врагом.

Буржуазия и бюрократия ненавидят друг друга, но больше всего они ненавидят власть народа — демократию, понимают, что они с демократией несовместимы. Российскую империю погубила крепнущая буржуазия и уверенно формирующаяся среди чиновников аппаратная бюрократия, уже не отвечающая непосредственно за защиту народа, они начали боевые действия против русского мира и этим создали предпосылки к революции. А СССР погубила бюрократия уже единолично. И это естественно.

Чем община не устраивала буржуазию? Буржуазии, чтобы отнимать у народа свою долю прибавочной стоимости, нужно было получить в собственность средства производства, а для крестьян — это земля. Следовательно, буржуазии требовалось, чтобы земля общин поступила в продажу, но для этого нужно было общины уничтожить.

А чем буржуазия не устраивала крестьян? Ведь отбирал же у них прибавочную стоимость в виде податей царь, в виде оброка — помещик! Почему же нельзя делать это буржуазии? По одной простой причине. Царь брал деньги для защиты крестьян, и дворянин в своем первоначальном предназначении — для того же. А буржуа — кулак или капиталист-фабрикант — брали деньги для личного обогащения, ни на какую защиту народа тратить их не собирались, да и никем на то не обязывались. Это грабеж в чистом виде, наглый, беспардонный.

С бюрократией сложнее. Дело в том, что она плодится, жиреет и грабит народ исключительно благодаря идее о его все более надежной защите, о «благе народа».