— Ба, Михаил Петрович, Николай Федорович и Петр Павлович? — на последнем имени он слегка запнулся, хотя начало было вроде вполне бодренькое. — У нас тут случилось страшное, на отряд напали, и убыл убит Миних…

— Да как вы все не поймете, что мы очень важную информацию пытаемся до государя донести, и что промедление может быть смерти подобно, — взрывной «Миша», похоже, не услышал, что говорил Репнин и попробовал надавить на него, но не на того нарвался, как говориться.

— Даже так? И нес ты эту весть аж из самого Берлина, Михаил Петрович, где сейчас должен находиться. Или тебя и из Пруссии выперли, как совсем недавно из Лондона турнули?

Так, понятно, один из жаждущих немедленно попасться мне на глаза – Михаил Петрович Бестужев-Рюмин, которого в очередной раз вышвырнули из Англии. Интересно, что послужило причиной на этот раз? При этом Бестужева высылают исключительно с Британских островов. Остальные государства относятся к этому красавчику и любимцу дам более благосклонно. Так благосклонно, что, поговаривают, платят ему второе жалование, кроме моего, за некие услуги. Правда, я так и не понял, какие именно услуги стоят так дорого, потому что он ничего у меня не пролоббировал, не просил содействия… Да я его ни разу в жизни не видел вживую, все больше по докладам делая о нем некоторые выводы. А еще я видел его портрет. Нужно, конечно же учитывать, что художники этого времени или сильно льстят своим моделям, или же наоборот, пишут в такой манере, что у них все дамы получаются на одно лицо, и это лицо чаще всего с той, чей портрет писался, не имеет никакого сходства – моя невеста прекрасный тому пример, потому что я никогда не узнал бы ее, если бы моя будущая теща не назвала ее по имени. Но даже несмотря на это, выглядел на портрете Бестужев хорошо. Так что интерес к нему дам очень даже понятен, тем более, что Миша, как назвал его второй господин, которого я пока не опознал, слыл весьма галантным кавалером. Непонятно мне другое: за что его все-таки высылали уже второй раз из Англии? Официальное определение было настолько расплывчато, что не выдерживало никакой критики – резкое высказывание в адрес кого-то из палаты лордов, или общин, или… А, впрочем, не важно в адрес кого он резко высказался. Тем более, что за это не выгоняют из страны. Когда пришло повторное уведомление, я лишь поморщился и направил его в Берлин к папаше Фридриха. Тому вообще начхать, кто там чью страну представляет. А с Георгом у меня и так плохие отношения. Во всяком случае, Бестужев не был официальным послом, то есть верительные грамоты он королю не вручал. Он был всего лишь резидентом от Российской империи, которую, к слову, империей Великобритания так до сих пор и не признала. И посла не прислала, только опять-таки резидента, которого я уже тыщу лет не видел, наверное, не может из дома выйти, рога не дают в дверь пройти. И я внезапно поймал себя на мысли, что мне действительно любопытно, что же такого сверхважного Бестужев может привезти из Берлина.

— Да оставь уже этот официоз, Юрий Никитич, — произнес второй господин устало. — Мы скакали практически без остановок, пытаясь успеть донести до государя важные новости. Я едва успел скрыться из Стокгольма, к счастью меня предупредил один весьма сочувствующий России и государю Петру Алексеевичу господин.

— Я верю, что вы вымотались и хотите отдохнуть, но на наш отряд напали, государь был ранен, Миних убит… Николай Федорович, думаешь, что мы не устали и не хотим хоть немного прийти в себя? — Репнин даже голос повысил, так он был раздражен, но мы все на взводе, не нужно срываться на людях, которые не сделали ему ничего плохого.

— Вот как, начинается, — вместо того, чтобы изумиться, или высказать хоть малейшее сочувствие и понимание, Николай Федорович лишь понимающе вздохнул. — Нам тем более нужно немедленно встретиться с государем Петром Алексеевичем. Возможно, у него все же есть еще немного времени на то, чтобы подготовиться.

— Подготовиться к чему? — голос Репнина звучал уже практически из шатра, потому что он, похоже, принял решение пустить ко мне вновь прибывших.

— К войне, мой дорогой, Юрий Никитич. Разумеется, к войне.

А ну да, разумеется. К чему еще я могу готовиться? Я нервно хохотнул и тут же прикрыл рот, потому что дверь шатра распахнулась и в образовавшемся проеме возник Репнин.

— Головин Николай Федорович, Михаил Петрович Бестужев-Рюмин, Шафиров Петр Павлович просят государя Петра Алексеевича принять их, дабы сообщить важные сведения, — медленно и с расстановкой произнес Репнин явно подтрунивая над челобитчиками. И тут до меня дошло – Головин. А он-то какого ляда здесь делает? И Шафиров. Его-то посылали в Англию некие вклады неких господ изъять. Я-то все думал, куда он запропастился, тогда как деньги накануне нашего отъезда доставили в казну, обогатив ее почти на двадцать миллионов золотом. А этот еврей смоленского разлива у кого-то из двух дипломатов остался. Скорее все же у Бестужева, до Головина добираться было бы дольше. Ну что же, послушаем, что они мне скажут.

— Пускай уже входят, нечего на пороге топтаться, — я кивнул Репнину и тут же понял, что сделал это зря, голова сразу же резко закружилась так, что я вынужден был сесть, хотя до этого стоял, опираясь ладонями на крышку стола. Придвинув к себе трость с вычурным набалдашником, который одновременно являлся частью рукояти спрятанного в полости трости кинжала. Это было модно в это время обязательно прятать в трость самое малое кинжал.

Вошедшие мужчины были настолько не похожи друг на друга, насколько вообще могут быть разными люди, не являющиеся родственниками.

Высокий, довольно изящного сложения Бестужев действительно обладал приятной, можно даже сказать красивой внешностью, тогда как Шафиров являлся обладателем довольно впечатляющего брюшка, которое даже утягивающий камзол не сумел скрыть. Головин же был какой-то средний: среднего роста, среднего сложения с обычным ничем особо не примечательным лицом. Все трое были в париках, и это обстоятельство заставило меня поморщиться, я уже привык к тому, что меня окружают люди относящиеся к этому предмету гардероба как минимум с подозрением. Дверь шатра снова распахнулась, и гвардеец внес три стула, на которые я указал прибывшим. Они сели, переглянулись, затем Головин откашлялся и начал говорить. Петька с Трубецким давно уже обратились в слух, их даже не сразу было заметно, так тихо они сидели.

— Государь Петр Алексеевич, Фредрик Гессенский решил нарушить любые договоренности о мире между Россией и Швецией. В настоящее время он, заручившись поддержкой Речи Посполитой, готовится выдвинуть к границам Российской империи объединенную армию Швеции, Литовского княжества и Польши, а также, если никто не вмешается в его планы, то и войска Пруссии могут присоединиться к нему в его походе, коий он назвал «Возвратом утраченных исконных швецких территорий».

— Вот оно что, — я задумчиво принялся крутить трость, стоящую на полу. — Я думал, что Фредрик пока что только рассматривает потенциальные возможности, а он, оказывается, уже со всеми договорился. А Август, вот же сука продажная, — перестав крутить трость, я поднял голову и в упор посмотрел на Головина. — А что Курляндия? Как она отреагировала на подобный демарш?