– Нам нужно поговорить. Меня зовут Светлана. Мохова Светлана Ивановна, но можно просто Света. – Ей было не очень удобно смотреть в темные стекла очков Ирины, и она все время опускала глаза. – Я хотела бы поговорить с вами о Гене. Вы ведь… Вы ведь в курсе наших с ним отношений, так?

– Допустим.

Ирина осторожно кивнула, не без злорадства отметив, что при более тщательном рассмотрении Светлана не так уж свежа и прекрасна. И крохотные морщинки гусиными лапками разбежались от внешнего века к вискам. И носогубные складочки уже чуть обозначились. Да и область шеи и декольте не могла похвастать упругостью.

– Понимаете… Понимаете… – замялась она, начав не очень уверенно. – Мне кажется, что Гена не сам умер.

– Как это?! – Ирина потянула с глаз очки, недоуменно заморгав. – А кто за него?

– Да я не об этом! – Светлана повела подбородком не без раздражения, полные губы задрожали. – Умер-то он сам, только не без помощи…

– Кого?!

Вот тут-то внутри у нее все и оборвалось.

Начинается! Начинается то, что она с таким испугом отвергала. Неужели Наташка настолько успела наследить своей одержимостью, что каждый второй о ней думает как о возможном преступнике?!

– Это она! – с неожиданной ненавистью, преобразившей ее нежное лицо, выкрикнула Светлана и тут же, опомнившись, проговорила чуть тише: – Это она его угробила!

Ирина оглянулась, опасливо покосившись на балкон своих друзей. Слава богу, там никого не было. Не хватало еще, чтобы Наталья застала ее за разговором. Без того неприязненных наскоков хоть отбавляй. Снова перевела взгляд на Светлану, поправила очки на переносице и предложила:

– Может, нам продолжить разговор где-нибудь в другом месте? Как-то не совсем пристойно выкрикивать подобные обвинения под окнами вдовы, вы не находите?

– Да-да, наверное, вы правы. – Светлана сникла, чуть подумала, потеребив в руках носовой платок. – Может, пойдем ко мне?

– Хорошо, ведите, – тут же согласилась Ирина.

Они завернули за угол дома, где жили Наташа с Геной. Обогнули красивую клумбу с чем-то ярким и пушистым, издающим тонкий аромат цветения, миновали один дом, второй, похожие, как те дома-близнецы из любимой комедии. Возле первого подъезда третьего дома Светлана остановилась.

– Я здесь живу, – призналась она скованно, снова упорно избегая смотреть на Ирину. – На втором этаже. Пешком дойдем или лифта дождемся?

– Пешком.

Ирина вошла следом за ней через железную дверь в прохладное чистое парадное. Огляделась.

Жильцы устроились с размахом. Повсюду огромные кадки с цветами. На первом этаже так вообще столик с парой кресел, пускай не новых, но еще хранящих товарный вид. Стекла межэтажных окон чистые и главное – целые. Кафель на полу не заплеван, и нигде ни единого окурка и следа присутствия бродячей кошки. В Наташкином подъезде было несколько проще и не так чисто. Что-то там внутри, за красивой дорогой дверью квартиры Светланы?

Там было до стерильного чисто, не богато, но со вкусом обставлено и масса – Ирина успела насчитать пятнадцать штук – их общих фотографий: Светланы и Геннадия.

Возле одной она не выдержала и остановилась:

– Это вы где?

Острый ноготок Ирины легонько потюкал по деревянной рамке, хотя, если честно, хотелось вдарить по ней кулаком. С силой вдарить, чтобы портретное стекло разбежалось уродливой паутиной, слизав застывшее мгновение чужого невсамделишнего счастья.

– Это? – Светлана как раз пробегала мимо нее из кухни в гостиную, затеяв ненужную – на взгляд Ирины – возню с чаем. – Это мы с Геночкой на море. У него выдалась пара свободных дней и…

Она замолчала, проглотив воспоминания вместе с горестным комком, и поспешила скрыться со своей ненужной сахарницей и вазой с печеньем в комнате. И хорошо, что ушла, иначе Ирина точно не удержалась бы и допустила бы какую-нибудь бестактность.

Пара свободных дней у него, стало быть, выдалась, ну-ну. Это от чего и от кого свободных, интересно? От Наташки с ее вздувшимися от бессонных ночей подглазьями? От маленького сына, который надрывался, теребя кулачком распухшие десны? От запаха детской смеси, пропитавшей квартиру, от груды ползунков на гладильной доске, от…

Черт! Как чудовищно! Как все несправедливо чудовищно! Два самых близких и дорогих ему людей изо всех сил выкарабкивались из проблем с режущимися зубами, а он тем временем был совершенно и вполне счастлив и беззаботен. Он тем временем тискал в руках стройное чужое тело, нежно дул в милое ушко или шептал что-нибудь о любви в тот момент, когда фотограф его запечатлел.

Пара свободных дней, понимаешь, ха! Пара свободных дней…

Другие портреты были ничуть не лучше. В том смысле, что ничуть не хуже свидетельствовали о безграничной любви, привязанности и счастье этих двоих. С каждой стены, с каждого крохотного простенка, где еле угнездились выключатели туалета и ванной комнаты, с каждой полки на Ирину скалилась Генкина физиономия, светившаяся его подлым, предательским наслаждением момента.

Разве так можно, а?! Ну разлюбил Наташку, стал не нужен ему сын, так уйди! Честно, прямолинейно расскажи и уйди. Зачем же так-то уж…

– Прошу вас, Ирина, заходите. – Светлана пошире распахнула двойные стеклянные двери в гостиную. – Посидим, поговорим. Думаю, мне есть что сказать вам.

Сказать особо ей было нечего. Десять минут она с трогательным упоением вспоминала о том, как любила, холила и лелеяла милого Геночку. Потом плавно перешла к его семейным проблемам, странным образом ускользнувшим от внимания Ирины и Стаса. Затем грациозно переплела длинные ноги, выставив их почти на середину комнаты, нате, мол, любуйтесь, как у меня все складно и без изъянов, и говорит:

– Теперь вы понимаете, что именно погубило Гену?

– Нет, не понимаю. – Ирина осторожно пристроила чашку с почти нетронутым чаем на банкетный столик, выпрямилась и с вызовом заглянула в несчастные небесной голубизны глаза.

– Это она, Ирина! Она погубила его! Она ведь… – Светлана приложила кончики пальцев к глазам. – Она ведь так его ненавидела! После того что случилось с их сыном, она просто обезумела. Она приходила сюда и устраивала сцены! Врывалась ко мне в кабинет на работе. Однажды довела до истерики одну мамашу! Считала нас с Геной виновными в смерти сына…

– А вы не виноваты? – перебила ее Ирина, прищурившись зло и со значением. – Понимаете, как-то уж больно много совпадений.

– Это вы о чем? – Блондинка насторожилась, тут же подобрала ноги, по примеру гостьи выгнула спину дугой и, скрестив на коленных чашечках длинные пальцы, снова спросила: – Это вы о чем, не пойму?

– А что тут непонятного!

Ирина даже обрадовалась тому, как удачно хозяйка сама подвела ее к интересующей теме. Вот сидела бы она, мучилась, не знала, как подступиться при таком-то гостеприимстве. Тянула бы безвкусный чай с каким-то приторным травяным ароматом. Крошила бы в пальцах печенье, которое в горло не лезло. Слушала бы историю чужого запретного счастья и подстерегала бы момент, когда возможно было вцепиться этой красотке в глотку, начав слово за словом извлекать оттуда правду. А момента ведь могло и не случиться, так и ушла бы ни с чем. А тут Светлана возьми и сама перепрыгни в нужную колею. Теперь уж она не отступится ни за что!