Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так случается в мире без морали… — вздохнул я. — Забери у человека память, перепиши историю, укради традиции, и делай с ним что хочешь. Вот поэтому нужен Бог. Справедливый, всевидящий, вездесущий. Высшее существо, которое олицетворяет и мораль, и традиции, и память предков.
— Он должен быть даже… если его нет?! — страшная догадка поразила его в самое сердце.
— У меня на редкость умные дети… — признал я с гордостью. — Для этого и нужна Орсис.
— Я и не думала, что ты мыслишь так глобально… — прозвучало за спиной.
— Проходи, дорогая, присаживайся… — пригласил я, узнав голос.
Лорене, в сиу ее роста не приглянулся ни один стул. Поэтому она присела на край стола. Сняв с головы вою огромную рогатую корону, она расправила волосы, испытав при этом заметное облегчение.
— Так лучше? — она подмигнула Аленке.
— Да, — охотно кивнула та. — Намного симпатичнее.
— Спасибо, дорогая…. Так что ты говорил о морали? Я не все услышала.
— Я сказал все, что хотел. Суть в том, что Орсис нужна этому миру как воздух. Мне нравится все как есть, иначе не стал бы создавать тебя или других мифических тварей. И менять что-то глобально я тоже не хочу. Но все должно работать по другому. Должна быть гармония.
— Ну, это уже радует. Я привыкла к своему королевству и его жителям. Меня даже любят… правда с опаской, — улыбнулась Лорена.
— Это действительно так, дети, — подтвердил я. — В демоническом королевстве народ живет куда лучше, чем в людском. Она устроила там некое подобие коммунизма. Очень отдаленное. Там даже трудовые книжки есть.
— Ну, что могла… — развела она руками. — Иной мир иные реалии. Я тут подумала, что неплохо бы тебе хотя бы ставить меня в известность о своих планах. Чтобы не возникало недопониманий.
Подумав, я кивнул. Это решение было здравым. Плохо, когда одна рука не знает, что делает другая.
— Ты прости… — проговорил я, через «не хочу». — Мне и правда следовало догадаться раньше. Я про твой голод.
— Да и ты прости. За то, что относилась к тебе легкомысленно. Я от чего-то решила, что ты принадлежишь мне и должен слушаться. Ты тот, кто ты есть… Орсис многое рассказала. Почему ты хоронил это в себе? Почему не рассказал… почему не поделился?
— Зачем? Чтобы ты вздрагивала по ночам? Нет, милая. Моя боль — это моя боль… Что еще тебе рассказала Орсис?
— Ничего особенного, — пожала она плечами. — Просто я поняла, что эта машина была тебе роднее чем я. Это она переносила с тобой тяготы и лишения…
— Не надо драматизма, — оборвал я. — Война есть война и она расставляет свои приоритеты. На тебе были дети. Никто не знает как правильно. Но сейчас все мы живы и снова вместе.
— Не поспоришь, — улыбнулась она задумчиво.
Я обернулся к стойке и спросил:
— Натали, тебе не в тягость кормить всю эту ораву?
— Не! — улыбнулась она искренне. — Я, наконец-то при деле. Я всем довольна, Торвик, не переживай.
— А где Венге?
— Она сейчас с этой… ну с остроухой твоей. Душу изливает.
— Это как? — насторожилась королева.
— Ольга у нас психиатр. Ты должна помнить доктора Дюваль.
— Да… я ее помню! — оживилась Лорена, пробудив память о прошлой жизни.
— Тебе бы тоже с ней пообщаться. Она теперь хранитель душ. Может мозги на место поставит…
— Я подумаю, — насупилась она. — Вот как дочурке мозги вправит, так сразу и пойду. Но это не точно.
Аленка залилась звонким смехом, тотчас разрядив обстановку.
В двери вошли две мускулистые дьяволицы и встали у меня за спиной.
— Торвик, можно тебя на пару минут? У нас тут вопрос возник не терпящий отлагательств.
— Это Эва, а это — Иола, — представил я могучих подруг.
— Что за вопрос? — полюбопытствовала Лорена.
— Да… тут такое дело… в общем, один из новеньких сказал, что я «кровь с молоком». Я ему двинула так, слегонца. А теперь думаю, может зря? Он же на прямую меня коровой не обозвал. Жалко его стало.
— Когда говорят «кровь с молоком», то имеют в виду стать и силу. Так называют красивых и сильных в наших местах, — пояснил Сергей, подбирая слова.
— Оп-па… — Эва погрустнела. — Неувязочка вышла. Чего делать?
— Жив? — встревожился я.
— Да жив то жив… синяк на пол лица. Нос вроде бы не сломала.
— Черт… ну я же просил!
— Прости, Торвик. Честное слово не хотела! Рука дрогнула.
— Сергей, за мной!
Оставив мать наедине с дочерью, мы выбежали на улицу. Столкнувшись по пути с Венге, я увлек ее за собой.
— Знакомься, это твоя сестра, — на ходу огорошил я.
— Еще один братец? — усмехнулась она.
— Сводный. Прошу любить и жаловать….
Вояку с синяком на пол лица мы отыскали сразу. Тот самый санитар, про которого говорил Сергей. Это он стрелял из ПЗРК во время погрузки. Глянув на демониц, он презрительно выплюнул пару зубов.
— Давай… — кивнул я.
Венге, присев напротив него, мягко улыбнулась, пуская в ход свои чары. Нежно прижав ладони к его щекам, она прикрыла глаза. Едва заметное, зеленоватое сияние, обволокло лицо парня. Он дернулся, когда сломанная челюсть с хрустом встала на место. Подобрав выбитые зубы, Венге протерла их об себя и сунула обратно в рот.
— Тихо, милый, — прошептала она нежно. — Еще чуть-чуть, и больно не будет.
Пару минут спустя, когда кожный покров вернул себе привычный румянец, она отпустила парня. Отойдя от наваждения, он ощупал свое лицо и растерянно огляделся. Подскочив на ноги, санитар отдал честь.
— Ну? — Я хмуро глянул на Эву.
Демоница отдала свое оружие подруге и без церемоний прижала парня к груди.
— Прости, дружок, мне показалось что ты сравнил меня с коровой. Ну я и двинула в сердцах. Хочешь, двинь мне в отместку, только зла не держи…
Парень, покраснев, вырвался из ее объятий.
— Я не бью женщин, — процедил он. — Иди с миром.
— Ладно… — Эва удивленно отступила.
— Идите, идите, — поддержал я. — Все что могли, вы уже сделали.
Санитар снова ощупал лицо, искренне не понимая, как зубы приросли на место.
— Это что сейчас было, старшой? — он уставился на Сергея.
— Это, Сеня, была магия исцеления. Здесь так дураков лечат, которые язык за зубами держать не умеют. Хорошо кобылицами не назвал, а то копытом бы получил.
— Не, на кобылиц они не обижаются, — усмехнулась Венге. — Матушка всегда их так называет.
— Спасибо вам… — поблагодарил он Венге. — Жаль очки разбились.
— Ну, очки я делать не умею… — она положила ладони на его глазницы. — Но глазки твои красивые подлечу. Так лучше?
Семен взглянул
