Шпионка оглянулась на меня в последний раз, и ее улыбка мне не понравилась. А затем я остался в трюме один.

На целую долгую секунду.

Тяжелая стенка ящика медленно начала падать, все больше и больше ускоряясь, а затем с грохотом рухнула на пол. Мой глаз даже не успел заметить, когда искирка выбила крепления. Мрак внутри этой коробки зашевелился, зашуршала ткань, и некто, пригнувшись, осторожно выбрался наружу, с непривычки щурясь на свет.

Он был выше меня на полтора ярда, с волосами вкуса пряного карри, с бледным лицом, на котором совершенно неестественно смотрелась конопатость. Это человеческое лицо, должно быть, многих пугало до истерики. Оно казалось странным и чужеродным на нелепом, огромном, чудовищном теле.

Две руки у него были обычными, третья, росшая прямо из грудной клетки, – длинной и узловатой. Контаги опирался на нее, точно на дополнительную ногу. Никакой одежды, серая, похожая на ткань кожа мягко шуршала, свисая с тела лохмотьями.

Моя спина стала мокрой от пота, а воротник сорочки впился в шею. Я начал медленно отступать назад, надеясь, что он придет в себя от сна не так уж и быстро. Уж лучше люди Ингрема, чем это.

Когда-то он был здоровым и крепким малым, судя по лицу – откуда-то из самых низов. Но то, что сделала мотория, уже нельзя назвать человеком.

Глаза у него оказались желтоватые, с множеством выступивших сосудов, и он смотрел на меня несколько мгновений, словно не понимая, откуда рядом с ним мог взяться человек, а затем его рот издал звук – совершенно глупое, высокое курлыканье.

Возможно, в другой ситуации это прозвучало бы очень смешно. Но не когда перед тобой людоед с примитивнейшим набором инстинктов.

Он шагнул ко мне, и мой «Стук» опустошил остаток обоймы. Промахнулся я лишь раз, из-за спешки, но четыре попадания совсем не остановили контаги. Только раззадорили, и его сонливость пропала. Средняя рука внезапно метнулась ко мне, словно плеть, так что пришлось отскочить в сторону, а затем отбежать за ящик, чтобы он не прижал меня в угол.

Я поменял обойму, взяв на этот раз ту, что была заряжена патронами с экспансивными пулями. Стрелять не стал, бросился к двери, через которую ушла женщина. Знал, что шанс выбраться здесь небольшой, но попытаться стоило.

Пока я силился повернуть запорный рычаг, отметил про себя, что двигатель и не думал переходить на холостой ход. Контрабандисты, связавшиеся с искиркой, явно не планировали останавливаться и сдаваться на милость штурмовой бригады речной полиции.

Дверь была заблокирована. Я повернулся к контаги, довольно быстро шагающему в мою сторону. Шел он вразвалочку, точно пьяный, и курлыкал как ненормальный.

Не раз и не два я видел на фронте, что делает с человеком экспансивная пуля. Она остановит любого. Даже фанатика. Даже придурка под опиумом и серым порошком. Именно для этого ее и создал один из наших пехотных офицеров во время войны за независимость Карской колонии. Так что я надеялся на эффект, и у меня были на это все основания.

Действительность же оказалась куда более неприятной. Я неплохо стреляю, так что с такого расстояния выбил девять из девяти. Четыре пули угодили ему в грудную клетку, лопнув в ней свинцовыми осколками, разлетевшись во все стороны ничуть не хуже шрапнели. Каждая заставляла его пошатываться, но с ног не валила.

Я сменил тактику, и три полностью разворотили его правое колено, выставив на обозрение осколки костей вкуса сахара. Контаги словно и не заметил такой потери – стал использовать третью руку для передвижения. Боли он, судя по всему, просто не чувствовал и сейчас его интересовал лишь я.

А точнее, мое мясо.

Две последние пули попали в голову, развалили часть черепа вместе с правым глазом, оставив после себя кровавые ошметки. Он наконец-то упал, заливая все скудной, темной в свете единственного фонаря кровью.

Надо сказать, что я потерял свое хладнокровие на какие-то секунды, поэтому не сразу понял, что обойма опустошена, но я продолжаю нажимать на спусковой крючок.

– Будь я проклят. – Я зарядил последнюю обойму. – Будь я проклят!

Тень, крутившаяся на ящике и спрятавшаяся сразу после того, как я посмотрел в ее сторону, вполне доказывала, что с этим пожеланием кое-кто давно уже запоздал.

На голове контаги, на месте раны, начал надуваться кровавый пузырь. Мне чудилось, что тот поет мне песню, и во рту появился неприятный цвет. Сперва он был с вишню, затем со сливу, потом раздулся до размера арбуза и лопнул, раскидывая красные капли во все стороны.

Контаги внезапно громко булькнул, а затем неловко прыгнул, обрушившись рядом, и тут же едва не схватил меня всеми тремя руками. В итоге его пальцы чуть-чуть разминулись с моим голеностопом. Я подскочил, перемахивая через длинную клешню, всадив ему в спину еще три пули.

Он сбил меня прямо в воздухе, словно дикий кот, ловящий пролетающего над ним воробья. Удар был серьезный, подобные я получал только на ринге. Пистолет улетел в одну сторону, я в другую. В глазах стало темно, в ушах звенело, и все кружилось, хоть лежи и не вставай.

Но я совершил подвиг. Поднялся на четвереньки, словно собака. Мой противник был в крови, и, судя по всему, это обстоятельство его не пугало точно так же, как отсутствие половины башки. То, что я с ним сделал, могло бы убить и слона, но не его.

Контаги должен был сдохнуть. Если не сейчас, то минут через пять. Вот только беда в том, что до этого прекрасного момента он разорвет меня на куски.

Несмотря на продолжающийся в ушах звон, я бросился обратно, к первой двери, дорога к которой теперь была открыта. Рванул на себя гаечный ключ, повернул рычаг, толкнул плечом и вывалился в пустой коридор. Но мой «друг», словно чувствуя, что еда уходит от него, ускорился, с трудом пролез через проем, закрыв телом все пространство и пачкая стены кровью.

За ним кралась тень. Я увидел белый, мертвый глаз, и в нем плясала насмешка. Она знала. Знала, как можно остановить контаги. А раз знала она, то и я.

Я посмотрел на израненное чудовище, глубоко вздохнул, ощущая в груди дрожание и как жар растекается по сосудам, захватывая мою голову. Не имело смысла больше сдерживаться. Не сейчас. И если в итоге случится то, что рано или поздно происходит со всеми нами, то… ну и черт с ним. В данный момент у меня есть серьезный повод, и если мне суждено встретить предвестника во всем его «великолепии», то я не стану жалеть о сделанном.

Это было легко. Как в тот, первый раз. Острый раскаленный еж в пищеводе причинял боль, и я выплюнул его. Исторг из себя, словно дворовый пес отравленный кусок мяса. Я знал, что увижу на ладони – семечко вкуса риертского мармелада. Пурпурное, если быть точным. Полупрозрачное, нежное, воздушное, сотканное из газа и обжигающе горячее. Его не видел никто, кроме меня, но зато цветок, рожденный из этого семечка, не заметить было невозможно.

Я швырнул его в контаги, и оно с низким гулом, оставляя за собой выжженный воздух, врезалось в это мерзкое, окровавленное тело и с грохотом развалилось. Огонь плеснул на металлические стены, саламандрами рванул по потолку, прогоняя любые намеки на тени, отрезая тихий монотонный шепот предвестников. Полностью изгоняя их, даруя благостную тишину моей голове.