Женька, которому едва исполнилось четыре месяца, лежал в той же комнате и надрывался от крика. Но любовникам, видимо, было не до собственного сына.

Тарас до сих пор помнил то, что ощутил в тот момент.

Пусть и прошло почти три года.

Не было гнева или ярости. Ничего подобного.

Пустота. Отвращение.

И, наконец-то, прозрение.

Ясное видение того, к чему он так долго и упорно стремился, веря, что именно Анна - предел его мечтаний.

А еще, жгучее чувство стыда от того, что не желал слушать никого, не хотел внимать разумным доводам, и в итоге - позволил сделать из себя полного дурака.

Анька хоть засмущалась.

Леня же, ничуть не стесняясь, еще и предложил ему присоединиться.

- Чего тут стесняться, узкий семейный круг, - со смешком, заплетающимся языком, предложил "друг".

Тарасу хотелось просто уйти и вымыться. Желательно, с хлоркой. Но крик ребенка не отпускал его.

Он поинтересовался, собирается ли Леня забирать его жену и сына на собственное попечение. На что тот только расхохотался, и сказал, что ему "эта" и так даст, сама прибежит. А постоянно под боком Анька ему сто лет не нужна.

Аня расплакалась, начав устраивать очередной скандал.

Но никого ее пьяные слезы не тронули.

Тарасу она уже тоже не была нужна.

В один момент женщина, во имя которой он делал всё на протяжении взрослых лет своей жизни - оказалась той, которой ее и называла мать Тараса.

Он испытывал отвращение и к Аньке, и к себе, в равной мере, за то, что позволил водить ей себя за нос и использовать, как "запасной вариант", пока Леня не позовет. И винить было некого.

Не сказав этим двум больше ни слова, он ушел, забрав Женьку, и отнес ребенка к матери Аньки, ничего не объяснив. Но тетя Маша и так все поняла.

Она плакала, просила Тараса не бросать ее дочь, говоря, что тогда та совершенно пропадет. Тарас мог бы сказать ей, что и он не собирается больше спасать Аньку.

Но когда тетя Маша упомянула внука, Тарас задумался.

Этот ребенок не был его сыном. Да и привязаться к нему он особо за четыре месяца не успел. Но…все-таки. Что-то было.

И потом, Тарас не единожды видел в своем городке кошмар, в который превращается жизнь ни в чем не повинных детей, с такими матерями, какой стала Анька, если малышам не на кого было больше рассчитывать.

Он ничего не ответил на слезы своей тещи. Только сказал, чтобы она покормила ребенка.

И ухал на рыбалку на три дня.

Нельзя сказать, что Тарас так уж был озабочен тем, чтобы ловить рыбу. Просто нуждался во времени и пространстве, чтобы хоть как-то переосмыслить свою жизнь теперь, когда все столпы его взгляда на мир рассыпались гнилой трухой.

Когда Тарас вернулся домой, его мать, уже знавшая все, надеялась, что уж теперь-то сын точно разведется. Но Тарас не подал на развод.

И сам до конца не смог бы, наверное, объяснить, почему. То ли из-за мольбы тети Маши, то ли из-за Женьки, то ли просто потому, что ему все, совершенно все в жизни стало совершенно безразлично.

Он не общался с Анькой. Даже не замечал, порою. Она перестала для него существовать, превратившись в пустое место.

Тарасу не было дела до того, что она все больше и больше скатывается вниз, попадая в зависимость от алкоголя, собственной неудовлетворенности жизнью, и глупости. Его не волновало, что его жена превратилась в банальную шлюху. Но Тарас и не собирался спускать ей с рук, если та совершенно теряла меру.

Анька знала, что если Тарас сорвется, то уже ни на что не посмотрит.

Ни для кого не было секретом, что в их городке физическое "воспитание" жен имело место. И именно так ему советовали поступить многие знакомые.

Тарас не думал, что сможет когда-то поднять руку на женщину. Даже на такую, как эта.

Но вот припугнуть угрозой - он был вполне в состоянии.

Да и потом, у него имелись на нее иные методы воздействия. Анька полностью зависела от него, так и не сумев ни получить образования, ни прижиться на тех работах, куда пыталась устроиться после школы.

Так они и сосуществовали.

Большую часть этих трех лет Тараса не интересовало ничего, кроме данного, конкретного времени. Он просто жил каждым новым днем, получая удовольствие от того, что любил. Ездил с друзьями на рыбалку и охоту, работал, встречался с девушками, если те вызывали его интерес, не считая, что совершает какое-то преступление. В понимании Тараса - у него не было жены.

А развестись с ней ему мешало, вероятно, только банальное нежелание ввязываться во всю эту волокиту, да опасения за судьбу пасынка.

Там, в той комнате, глядя на этих двоих, Тарас понял одну вещь - он не был великим и могущественным героем из детской книжки. Нет.

Тарас оказался самым обычным человеком. Который так же совершал ошибки, игнорировал хорошие советы, а порою, стыдился и боялся признать собственный просчет, просто игнорируя проблему.

Но последние несколько месяцев что-то стало исподволь грызть его. Что-то заставляло Тараса вновь и вновь возвращаться в мыслях к прошлому. Обдумывать, анализировать.

Он понял, что хочет от жизни большего. Но пока опасался признаться даже себе в этом, испытывая страх, что и такое желание может оказаться очередным крахом.

Но, все же, странным образом поддался случаю и купил эту квартиру, когда подвернулась возможность. Теперь, возвращаясь в город, он все чаще оставался именно в ней, понемногу перевозя сюда вещи.

А сегодня… сегодня, он впервые ощутил настолько выраженные эмоции.

Впервые за последние три года понял, что еще может ощущать что-то внутри, кроме ехидства и снисхождения к миру и устремлениям людей, населяющих его.

Он почувствовал себя живым.

Черт. Даже занимаясь в эти годы сексом с разными девушками, он не чувствовал и толики той бури эмоций, которую вызвало простое прикосновение к Наде.

Тарас не мог не думать о том, что бы ощутил, поцелуй он ее, поддайся желанию, и пойди дальше… И почти неконтролируемо хотел попробовать.

Но, кроме этого, кроме всего того взрыва ощущений, он не мог забыть взгляд ее серо-голубых глаз, который просто кричал, что она хочет его. Именно его. Пусть они встречались лишь дважды. И не как "запасной вариант". А как самый желанный. Даже, если только в этот момент.

На него так не смотрел никто.

И сейчас, вспомнив выражение глаз Надежды, он отбросил вилку, резко схватив бокал, и глотнул коньяка полным ртом, обжигая горло. Тарас давно научился опасаться таких надежд, какие всколыхнули в нем глаза Нади.

"Надежда", Тарас задумался.