Сессилия Гласс остановила такси за 800 метров от дома. Ей хотелось прогуляться и привести мысли в порядок. Шла не торопясь и любуясь огромными деревьями столетнего парка. Два года назад она продала свой особняк в центре Парижа и купила большой дом в Парке Мэзон Лафит. Она давным-давно хотела поселиться именно в этом пригороде. Но представить, что Поль покинет семейное владение, принадлежавшее нескольким поколениям Глассов, было невозможно. Кроме того, офис компании мужа Сессилии находился в каких-то пятистах метрах от их бывшего дома. Поэтому, пока Поль был жив, никакого разговора о переезде за город и быть не могло. Зато после его смерти Сессилия продала особняк и купила этот дом. Детей у них с Полем не было, поэтому и разрешения спрашивать было не у кого.

Парк Мэзон Лафит был по-своему уникальным. Эта резиденция была создана еще в девятнадцатом веке и размещалась в огромной зеленой зоне. Парк был открыт для публики, но в нем всегда действовали определенные правила и хорошая система безопасности. Именно это и нравилось Сессилии. Не было изгородей, ворот, калиток, а только ухоженные дома, чисто выметенные аллеи, которые к тому же приводились в порядок самими жителями. И видеть какого-нибудь представителя известной буржуазной фамилии, покорно метущего дорожку перед домом, и вице-президента крупной компании, ловко справляющегося с граблями, было по меньшей мере забавно. Сессилия не была снобом, но это место любила, тем более стариться в окружении всех этих столетних деревьев было как-то легче. И еще как-то проще в окружении этих исполинов было думать о неизбежном, о будущем и вечном. Вернее, о собственной ответственности, поправила она сама себя.

Сессилия зашла домой, набрала код и отключила сигнализацию. В доме было пустынно и прохладно. Женщина не любила греть огромное помещение, когда она отсутствовала. Кто-нибудь назвал бы это скупостью, но в случае Сессилии это было просто природной привычкой к экономии. Ей казалось глупым и расточительным обогревать огромный дом в течение тех десяти часов, что она находится на работе.

Не раздеваясь, женщина отправилась на кухню. Есть не хотелось, поэтому она выпила стакан воды и прошла в салон.

– Не включай свет, Сэс, у тебя дурная привычка не опускать шторы, – послышался из темноты знакомый мужской голос.

Она вздрогнула. Целую вечность ее никто не называл Сэс.

– Как ты оказался здесь?! Моя охрана? – беспомощно обернулась она в сторону мерцающего зеленым диска сигнализации, на котором красовалось бессовестное заявление, что никакого вторжения в ее отсутствие не было.

– Твоя охрана! – расхохотался голос. – Ты неисправима, Сэс! Веришь первому хорошему продавцу-пройдохе! В следующий раз найми специалиста и перестань ради бога экономить на мелочах, на отоплении, например. Я тут чуть от холода копыта не откинул! Мы ведь уже не молоды, моя дорогая!

– Если я и дорогая, то не твоя! – огрызнулась Сессилия. – Это во-первых, во-вторых, тебя никто не ждал и не приглашал, поэтому оделся бы потеплее, и, в-третьих, не вижу необходимости греть бороду Деду Морозу в мое отсутствие, и это вовсе не экономия, а чистой воды рационализм!

– Не говори, что ты стала поклонником экологии и новых принципов бережного отношения к природе! – не унимался тот же голос.

– Я всегда им была!

– Ты неисправима, милая Сэс!

– Ты тоже, – вернула комплимент Сессилия, – а теперь неплохо было бы, если бы ты мне объяснил цель своего визита.

– Не говори, что нуждаешься в объяснениях, – в голосе мужчины вновь послышалась ирония, – не разочаровывай меня.

– Да, нуждаюсь, и на твое разочарование мне начхать!

– Черное зеркало – где оно?

– С чего ты взял, что я знаю, где оно?

– Чистая логика, – самодовольно ответил он.

– Тогда на чем она основывается, эта самая логика?

– В последнее время фонд Уайтхэд во всеуслышание объявил о своем интересе, его представитель позвонил тебе, ты заявила, что об этой проблеме не знаешь, хотя несколько лет назад Александр Келен попросил тебя найти для него это зеркало, и ты занялась поисками. Все остальное – совершенно простое упражнение на сложение и вычитание, даже нет необходимости знать таблицу умножения.

– Можешь мне рассказать поподробнее о твоих арифметических изысках.

– С удовольствием, ты же знаешь, что желание дамы для меня – закон!

– Ты всегда был юбочником!

– О, Сэс, не будь такой ревнивой, тем более ко мне больше применимо определение «куртуазный»!

– Не тяни! – начала выходить из себя Сессилия.

– Ну хорошо, не буду провоцировать львицу! Может, сядешь, а то как-то неудобно так разговаривать.

– А открывать чужие двери удобно? – возмутилась она, но все-таки присела в кресло напротив.

– Ну это, дорогая, мне надо было объяснить лет эдак в десять, потом было уже поздно.

– Я и не знала, что ты был малолетним преступником! Ты прекрасно знаешь, что Келен умер, и я оставила поиски.

– Не уверен, видишь ли, я как-то не склонен доверять твоим словам. Мудрость приходит с возрастом.

– Относительно мудрости – никакой гарантии нет, очень часто возраст приходит в полном одиночестве.

– Иронизируешь? – надулся Микаэль.

– Констатирую, – поправила его Сессилия.

– Ладно, не будем препираться, мы же все-таки старые друзья, Сэс, и ты прекрасно знаешь, что если Мансур захотел что-то, то он обязательно это получит! Ты же убедилась в этом на собственной шкуре!

– Вот это я хорошо помню!

– Неприятная получилась история, и ребята перестарались! – извиняющимся тоном произнес Микаэль.

– Да, конечно, ребята просто перестарались, а я была беременна, и у меня случился выкидыш, и больше детей у меня не было, а так все ничего! – Голос Сессилии дрогнул, но она тут же овладела собой и продолжила спокойно: – Впрочем, это все старинная история.

– Хорошо, что ты смогла перевернуть страницу, – с облегчением проговорил он.

– Нет никакого смысла продолжать этот разговор, фантомы прошлого пусть остаются в прошлом, – равнодушно произнесла она, – давай все-таки включим свет, я задерну шторы и выпьем по стакану вина, у меня по-настоящему пересохло в горле.

– А у меня нет. У тебя, кстати, великолепные запасы моего самого любимого бордо! – рассмеялся голос.

– Такого, как ты, только могила исправит! – почти беззлобно выругалась пожилая женщина, включая автоматические опускающиеся жалюзи и задергивая одну за другой шторы салона. Вспыхнувший свет на минуту ослепил привыкшие к темноте глаза. Микаэль сидел в кресле со стаканом в руке, рядом красовалась бутылка ее самого любимого вина, которое она открывала только по самым большим праздникам. С момента их последней встречи он почти не изменился. Только сеточка морщин вокруг насмешливых голубых глаз стала гуще, ежик густых волос – совсем седым, и под серым джемпером стал отчетливо вырисовываться животик.