— Вот спасибо! — сказал Корбьер. — А под трибунал потом кто пойдет?

— Ты преувеличиваешь, — отозвалась Тео.

— Вовсе нет! Они сейчас и так все на нервах, а я там как белая ворона.

Он продолжил рассказ, сильно сгущая краски. Призывники? Все тупицы, недоумки. Кидаются подушками в общей спальне, напялив боевые каски. Никакой политической сознательности. В столовой, ее еще очень правильно называют «кухней для низшего состава», они набрасываются на хлеб, хватая по шесть-семь кусков, которые потом даже не съедают. Идя в туалет, лучше запастись каким-нибудь инструментом, потому что все ручки давно сперли. Унтер-офицеры? Свиньи. Как-то раз за смех в строю Корбьера отправили в наряд в их столовую. Они там льют вино мимо стаканов и гасят окурки о куски пирога.

— И мне придется туда возвращаться, — сокрушенно вздохнул он.

— Когда у тебя поезд?

— В шесть с чем-то.

— Хочешь, мы тебя проводим? — предложила Тео.

Друзья отправились на метро к Корбьеру домой на улицу Лорда Байрона, где у него была однокомнатная квартирка прямо над квартирой родителей. Он переоделся в форму, разворчался из-за того, что гости принялись играть с его пилоткой, потом набил рюкзак консервными банками с паштетом из рыбьей и свиной печенки, бескорковым хлебом для гренков и пакетиками растворимого кофе: «Спиртовка у меня есть, так что жратва обеспечена».

Марко оставил их на вокзале Сен-Лазар и побежал узнать, что творится на Бирже труда, где делегаты рабочих и студенческих профсоюзов договаривались о завтрашней демонстрации. Устроители возвещали: «Сталинисты присоединились к нам уже в пути, посмотрим, какими они будут попутчиками». Когда поезд отправился в сторону Эвре, Порталье и Тео остались одни в зале ожидания.

— Надо же, это тот самый поезд, на котором я езжу в Трувиль на каникулы, — улыбнулся Порталье. — Не хотел бы я оказаться на месте Корбьера.

— Тебе удалось откосить от армии?

— Я позаботился об отсрочке.

— Ты сейчас домой?

— Даже показываться там не хочу.

— Твои будут беспокоиться.

— Тем лучше!

— Где будешь ночевать?

— Не знаю, — ответил он и посмотрел на нее взглядом побитой собаки.

— Ну, если хочешь… в общем… могу предложить тебе диван…

Теодора с тех самых пор, когда ее родители погибли в автокатастрофе, жила у бабушки, на улочке за площадью Вилье. Бабушка не слишком присматривала за внучкой: старушка ничего не понимала, была глуховата и, как наседка, ложилась спать, едва заходило солнце. Порталье согласился. Друзья бок о бок направились по Римской улице, на площади Европы Тео взяла Порталье под руку: «Брр… Черт, холодновато для мая!»

Бабушка сидела в гостиной перед телевизором, где Фернан Рено кривлялся в каком-то черно-белом фильме, и вязала. Звук был включен на полную мощность. Тео увлекла Порталье по коридору, где он едва не уронил накрытый салфеточкой столик на кривых ножках. Тео прокричала:

— Бабуля, это я, я устала, пойду приму ванну и лягу спать.

— Что?

— Пойду спать, ты не беспокойся.

— Ты уже ужинала?

— Если захочу есть, возьму сама. Спокойной ночи!

У Тео была типичная комната юной девушки: розовые шторы и покрывало с рюшечками, стол, как у школьницы, заваленный тетрадками и книгами, несуразного вида неудобный диванчик, скрытый под кучей подушек, на которых восседала тряпичная кукла. Порталье бросил куртку на стул, а Тео вертелась перед зеркалом, принимая разные позы:

— Ролан, я тебе нравлюсь?

— Ура! — закричала Теодора, раздвигая шторы.

— А? Что? — бормотал Порталье, высунув нос из-под покрывала и щурясь от яркого света.

— Демонстрация будет при ярком солнце!

— Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин, Мао и их новые воплощения нас оберегают, — произнес он не совсем проснувшимся голосом.

Он терпеть не мог, когда его будят, а сегодня к тому же плохо спал, отлежав себе все бока на этом горбатом диванчике. Он корил себя за то, что не пристроился в кровать к Тео, та ведь только этого и ждала, провоцируя его всеми своими ужимками, но Порталье был слишком застенчив, хотя и напускал на себя важный вид. Он посмотрел на девушку с нежностью. Теодора стояла у окна спиной к нему, ее короткие светлые волосы были взъерошены. Она повернулась вполоборота и развела скрещенные на груди руки только для того, чтобы бросить Порталье свитер, а потом сама быстро надела желтый махровый халат.

— Погоди, Ролан, я пойду посмотрю, может, бабушка уже ушла на рынок…

Порталье надел свои мятые брюки, закурил первую за день сигарету «Голуаз» и включил радио, где как раз начали передавать одиннадцатичасовые новости:

— В районе Дананга и в окрестностях Чу-Лая продолжаются ожесточенные бои, не прекращаются и регулярные бомбардировки на 18-й параллели…

— Какой мерзавец этот Джонсон[50]! — прорычал Порталье.

— …А в это время представители Ханоя и Вашингтона Чуан Туй и Хэрримэн проводят переговоры в Париже…

— Бабуля ушла, — вернувшись, сказала Тео и опустилась на шерстяной ковер рядом с Порталье.

— Тихо!

— Как минимум, час можем делать что захотим.

— Черт, ты слушать будешь?!

— … Сегодня утром Сорбонна вновь распахнула свои двери…

Они издали победный клич, обнялись и покатились по ковру вне себя от радости.

— С восьми тридцати утра студенты начали входить в здание, сейчас их насчитывается около тысячи. В настоящий момент они собрались в аудитории Тюрго с тем, чтобы — я цитирую — «избрать оккупационный комитет».

— Пойдем туда? — спросила Тео, вставая. Халат у нее развязался.

— А как же Родриго и Марко? Мы же встречаемся с ними на Восточном вокзале перед началом демонстрации. В Сорбонну пойдем потом. Давай одеваться, а я тебя угощу кофе где-нибудь в летнем кафе.

— Ладно, только торопиться некуда, — сказала она, взглянув на свои часики на кожаном ремешке, — Я пойду в ванную.

Порталье отважился выглянуть в коридор. По шуму воды он нашел Тео, которая склонилась над эмалевой ванной с расширяющимися краями и ножками в виде львиных лап. Она рукой проверяла температуру воды. Порталье глянул в зеркало в ванной.

— Ну и рожа! — сказал он.

— Знал бы заранее, захватил бы с собой бритву.

— Заранее? Ты что, спятила? Сейчас надо импровизировать, жить сегодняшним днем!