Но разве Аш-Шират пропустит Ко'ко'нату? В своих горах он господин, и все перевалы, все ущелья, все дороги перегорожены стенами его цитаделей. Тасситы же не умеют штурмовать крепости и взрывать их огненным порошком, да и скакуны их непривычны к горным тропам…

Так что тревожит Че Чантара? И зачем понадобился ему Дженнак, правитель далекой Бритайи в другой половине мира? Дженнак, бывший наследник Одиссара, отринувший власть и руку прекрасной Чоллы Чантар? Сокол, а не кецаль… правда, почти бессмертный сокол… Но кто доподлинно знает об этом? Знал Унгир-Брен, знал отец, чак Джеданна, догадавалась Виа… быть может, Фарасса… Все они мертвы, и никто не раскрыл его тайну! О ней не ведает даже Джиллор… Умный Джиллор, проницательный, терпеливый и любящий младшего брата… Но и он не догадался, потому что о кинну знают немногие; он до сих пор уверен, что брат отправился в Земли Восхода влекомый тягой к приключениям, более необоримой, чем тяга к власти… Пусть думает так! Ведь истину ему не узнать… Возможно, лишь сын его, Даркада, поймет… догадается на склоне дней своих…

Перегнувшись через перила, Дженнак залюбовался "Хассом", лучшим из кораблей, стоявших когда-либо в гавани Лондаха. Балансиры его были опущены, паруса свернуты, и лучи заходящего солнца освещали полотнище с раскрывшим клюв соколом, что сиротливо висело на мачте; бронзовые стволы прикрыты кожами, руль поднят, на кормовой башенке - ни единого человека, и лишь у стрелкового помоста маячат фигуры двух часовых. Корабль выглядел сейчас будто подбитая птица, брошенная охотником за ненадобностью, но Дженнак знал: стоит ему взмахнуть рукой, отдать приказ сигнальщикам, и сразу же ударит барабан, пристань и палуба наполнятся людьми, лязгнут цепи, что держат корабль у пирса, зашуршат канаты, взметнутся алые паруса, и Пакити, его тидам, вытирая с губ капли вина, свистящим голосом велит рулевым править на стрежень. И вскоре раздвинутся, уйдут за корму лесистые берега Тейма, лягут под окованным бронзой тараном морские волны, и Пакити спросит: "Куда править, светлый госс-сподин? На север ли, ловить кейтабских жаб, на запад ли, в благосс-словенную Серанну, или на юг, в Иберу, богатую лошадьми и серебром?" И он ответит…

Ему показалось, что "Хасс" встрепенулся и натянул причальную цепь, точно почуяв неслышный ответ. Подожди, сказал ему Дженнак, подожди; еще не сегодня, еще не пришло время, еще не выбран сулящий удачу миг. Завтра - День Попугая, за ним - Голубя, Керравао, Пчелы, Паука, Камня и Глины… кто же отправляется в дорогу в такие дни? А вот любой из двух следущих, День Воды или День Ветра, подойдут вполне… День Ветра даже лучше, ибо в свисте ветров слышен голос Сеннама-Странника…

И, словно подтверждая эту мысль, с дальнего края холма, из-за дворцовых башен и стен, долетел негромкий посвист флейты. Звук ее струился над рекой, над пристанями и затихшим городом, над дубовыми рощами и полями, где пробуждались к недолгой жизни зернышки пшеницы и ячменя, над яблонями, осыпанными белым снегом цветов, над мирной и тихой долиной Тейма, над землей, которую боги Эйпонны взяли уже под свою защиту и покровительство. Вскоре к тонкой мелодии флейты присоединились мужские голоса, сливаясь с шелестом листьев и трав, с плеском речных струй и далекими птичьими трелями. Солнце медленно опускалось за темную стену леса под этот торжественный хорал без слов, и диск его казался сейчас не ослепительно-золотым, но алым, как кровь светлорожденных. А в фиолетовых небесах, меркнущих с каждым вздохом, сверкающими колючими искрами начали загораться звезды.

– На чем зиждется мир? - пробормотал Дженнак. И ответил: - На равновесии света и тьмы, тепла и холода, тверди и жидкости, добра и зла…

Вечернее Песнопение отзвучало, и Лондах вновь погрузился в тишину.

Интерлюдия вторая. Боги.

Что есть бог? - вопрошалось в Книге Тайн, и там же давался ответ: существо, наделенное бессмертием, силой и мудростью.

Но это определение не означало, что бог - или боги - являются всеведущими и всевластными; судьба была выше богов, и для каждого живого создания, для ничтожного муравья, для человека или мудрого бессмертного божества она была своей, особой и неповторимой. Впрочем, что касается человека, судьба и боги не диктовали ему никаких решений и не навязывали собственной воли; человек был наделен свободой выбора. Это значило, что он, творя зло или добро, реализуя свои таланты, цели, прихоти и желания, сам строил свою судьбу - разумеется, прислушиваясь временами к советам богов.

Их было шестеро, и в Эйпонне их называли Кино Раа, что на древнем майясском языке значило - Шестеро Богов. Юката, земля майя, считалась Священной Страной, ибо там, почти шестнадцать столетий назад, явились боги, принесенные в мир людей Оримби Мооль, Ветром из Пустоты. Откуда пришли они и куда ушли, завершив свою миссию, оставалось непознанной тайной, ибо в скрижалях завета, в четырех Книгах Чилам Баль, написанных богами, о том не было сказано ни слова. Но Кино Раа, сколь далеко ни пришлось им удалиться, не покинули смертных; всякий мог говорить с ними и слышать их глас - тем отчетливей, чем большей душевной силой был одарен человек. Богов называли Ахау, Владыками, но владычество их не вело к тирании духа; по сути, они являлись лишь покровителями и советчиками, и всякий, говоривший с ними, говорил как бы с собственной совестью.

Очутившись в Юкате и познав язык населявших ее людей, боги открыли им свое предназначенье и свои имена. Теперь, по прошествии многих столетий, их имена, возможно, звучали не так, как прежде - но в том ли суть? Всякий знал, что Арсолан - бог света, Защитник и Покровитель Справедливости; людей же он защищал первым делом от самих себя, от собственной их злобы, невежества и тупости. Коатль, бог Мрака и Смерти, был иным, более суровым нежели Арсолан; он покровительствовал воинам, но не всем, а сражавшимся во имя чести либо защищавшим свою землю и свой хоган. Коатль властвовал над Чак Мооль, Великой Пустотой, куда удалялись умершие, и он же, советуясь с остальными божествами, назначал им путь искупления. Каждый погибший в бою, умерший от недуга или по другой причине отправлялся в Чак Мооль и путешествовал туда до той поры, пока тело его не обращалось прахом в земле, в воде или в пламени погребального костра. Там, в запредельных пространствах, всех странников ждали покой, исполнение желаний и приобщение к Вечности. Но у достойных и недостойных пути в Чак Мооль были различны; одни шествовали туда по тропам, устланным лепесками роз, по мосту из радуги и невесомым лунным лучам, другие шли дорогой страданий, одолевали поля раскаленных углей, продирались сквозь заросли ядовитых кактусов, пересекали болота с кайманами. Во время этого мучительного пути умерший взвешивал жизнь свою и избавлялся от дурных желаний - ибо, как говорилось в Чилам Баль, страдания и думы о содеянном зле совершенствуют человека.

Арсолан властвовал над небесными светилами, Коатль - над посмертным миром, а за водами и земной твердью присматривал Тайонел, милостивый к тем, кто кормился от их щедрот - к земледельцам, рыбакам и скотоводам. Часто приходилось ему быть посредником между богами и людьми, ибо глас Тайонела слышался в шорохе листьев и трав, в рокоте прибоя, в гуле ветра и журчанье ручья; и он любил, когда отзывались люди таким же образом, песней без слов, когда человеческий голос сливается с посвистом флейты, порождая мелодии моря, гор и лесов. И потому жрецы возносили священные Песнопения - Утреннее и Дневное, Вечернее и Ночное; и гимны эти являлись единственной жертвой, угодной божествам Эйпонны.