— Смерть — не конец. По крайней мере, я в это верю. Смерть — только переход в иной мир, поезд, который доставляет нас к высшей награде.

— Рай?

Священник поколебался:

— Не только.

Джим проспал часа два, а когда проснулся, то увидел отца Гиэри, который стоял возле кровати и пристально его разглядывал.

— Вы разговаривали во сне.

Джим приподнялся и сел на кровати.

— Правда? И что я говорил?

— «Враг рядом».

— И это все?

— Вы еще сказали: «Он все ближе. Он нас всех убьет».

Мурашки пробежали у него по коже. Хотя сами по себе эти слова ничего не значили и Джим не понял их смысла, он почувствовал, что его подсознание слишком хорошо знает, о чем он говорил во сне.

— Наверное, что-нибудь страшное приснилось. Не стоит волноваться, — ответил Джим.

Но в три часа ночи он внезапно проснулся, сел на кровати и услышал свой собственный голос, повторяющий те же слова: «Он нас всех убьет».

В комнате было темно.

Джим нащупал ночник и зажег свет.

Никого.

За окном смыкалась кромешная тьма.

Его охватило странное, но цепкое чувство, что совсем рядом прячется жуткое и безжалостное чудовище, с каким не приходилось встречаться ни одному из смертных.

Трепеща от ужаса, он встал с кровати и некоторое время стоял в нерешительности, кутаясь в не по росту короткую, но чересчур широкую пижаму священника.

Выключил свет и босиком подошел к окну, потом к другому. Комната находилась на втором этаже. Ночь, глубокая и спокойная, хранила молчание. Если кто-то и скрывался поблизости несколько минут назад, то теперь его уже нет.

На следующее утро Джим в чистой одежде, выстиранной отцом Гиэри, вышел в гостиную. Там, уютно устроившись в кресле, положив ноги на подушечку, он и провел почти весь день. Читал журналы или дремал, пока священник ходил по делам.

Лицо, обожженное солнцем и ветром, превратилось в неподвижную маску.

Вечером они вместе принялись готовить ужин. Отец Гиэри, склонившись над раковиной, мыл зелень и помидоры для салата, а Джим накрыл на стол, откупорил бутылку дешевого сухого вина и стал резать консервированные грибы, высыпая их в стоящую на плите кастрюлю для спагетти.

Словно по взаимному уговору, оба молчали, занимаясь каждый своим делом. Джим размышлял о странных отношениях, которые установились у него со священником. Прошедшие два дня казались сном. Он не только нашел приют в маленьком городке, окруженном пустыней, но и обрел духовное пристанище, убежище от жестокой реальности, попал в таинственную обитель Сумеречного Света. Священник перестал задавать вопросы. При подобных обстоятельствах от него следовало ожидать куда большей настойчивости. Джим догадывался, что уход за ранами подозрительных незнакомцев выходит за рамки обычного гостеприимства святого отца. Не понимая, чем вызвано особое расположение отца Гиэри, он был благодарен священнику.

Внезапно Джим выпрямился, опустил нож, которым резал грибы и произнес:

— Линия жизни.

Отец Гиэри повернулся к нему, сжимая в руке пучок мокрого сельдерея.

— Простите, что вы сказали?

Внутри поднималась ледяная волна. Джим чуть не уронил нож в кастрюлю с соусом и положил его на стол.

— Джим, что случилось?

Содрогаясь от холода, он повернулся к священнику:

— Мне нужно в аэропорт.

— В аэропорт?

— Прямо сейчас.

Круглое лицо священника выразило сильнейшую озадаченность. Он посмотрел на Джима, наморщив загорелый, с большими залысинами лоб.

— Но здесь нет аэропорта.

— Как далеко до ближайшего?

— Ну… часа два на машине. До самого Лас-Вегаса.

— Отвезите меня туда.

— Что, прямо сейчас?

— Да, немедленно.

— Но, сын мой…

— Я должен быть в Бостоне.

— Но вам нужно оправиться от болезни…

— Мне гораздо лучше.

— Ваше лицо…

— Немного болит, и вид не из лучших, но это не смертельно. Святой отец, я должен попасть в Бостон.

— Но зачем?

Джим поколебался, но потом решился приоткрыть часть правды:

— Если я не успею в Бостон, погибнет человек. Ни в чем не повинный человек.

— Кто? Кто этот человек?

Джим облизал пересохшие губы:

— Не знаю.

— Как не знаете?

— Буду знать, когда окажусь на месте.

Отец Гиэри окинул его долгим оценивающим взглядом и наконец произнес:

— Вы самый странный человек из всех, кого я знаю.

Джим кивнул:

— Я самый странный человек из всех, кого я знаю.

Они вышли из церкви и сели в старую «Тойоту» священника. На улице было еще светло — дни в августе длинные, — хотя солнце пряталось за тучами, которые казались пропитанными свежей кровью.

Не прошло и получаса, как молнии раскололи сумрачное небо и затанцевали пьяный танец на потемневшем горизонте. Вспышки следовали одна за другой, озаряя сухой прозрачный воздух пустыни. Джим никогда не видел таких ярких молний. Через несколько минут темнота сгустилась, тучи набухли, опустились, и наконец разверзлись хляби небесные — серебряные водопады с шумом обрушились на землю. Такого ливня не бывало со времени всемирного потопа, когда старик Ной поспешно сколачивал свой ковчег.

— Летом такие дожди не часто увидишь, — отец Гиэри включил стеклоочистители.

— Нам нельзя задерживаться, — с тревогой сказал Джим.

— Доедем, все будет нормально, — успокоил его священник.

— Из Лас-Вегаса на восток мало ночных рейсов. В основном все летят днем. Мне нельзя опаздывать. Придется ждать до утра, а я должен быть в Бостоне завтра.

Раскаленный песок мгновенно впитывал воду. Но в некоторых местах, где были скалы или земля затвердела как камень от палящих лучей солнца, тысячи сверкающих ручейков устремились вниз по склонам. Ручейки превращались в потоки, потоки сливались в бурные реки, наполняя сухие русла, и в мутных водоворотах, в клочьях грязной белой пены мчались пучки вырванной с корнем травы, сухие колючки перекати-поля, ветви деревьев и комья глины.

Отец Гиэри держал в машине две любимые кассеты: записи старых рок-н-роллов и лучшие песни Элтона Джона. Он поставил Элтона. Зазвучали «Похороны друга», «Даниэль», «Бенни и истребители». Струи дождя барабанили по крыше, омывая ветровое стекло. Они ехали сквозь ночь, плыли по волнам грустной нежной мелодии.