Как и следовало ожидать, он прозвучал быстрее, чем я нашла ручку для записи вопроса: «Что такое «Камасутра»?»

Я открыла один глаз и попыталась прочесть надпись на определителе, одновременно стуча головой о стол, но не вышло. Кроме того, голова начала болеть.

Внешняя линия.

Глубоко вздохнула и ответила:

– «Кнут и кружево». Здравствуйте, я Брианна. Чем могу помочь?

– Милочка, это я тебе помогла. Скоро ты окажешься на вершине успеха. На самой высокой вершине. В зените славы. Настоящее, усыпанное звездами небо осеняет теперь высохшую пустыню твоего тягостного прозябания. Тягостного, за исключением, конечно, одного яркого пятнышка, то есть меня. Bсe цвета радуги на сером и мрачном… – Мадам могла продолжать в том же духе еще минут десять.

Это не шутка.

– Прекратите! Та есть – да, конечно, звезды, радуга и мокрое пятнышко. О чем речь, мадам? – Я, конечно, казалась немного нетерпеливой, а терпение, как известно, есть высшая добродетель, но все-таки…

Высохшая пустыня?

Вспомнила Джейми и мистера Стюарта. Честно говоря, в данный момент было бы неплохо спрятать голову в песок.

– Не мокрое пятнышко, дорогая! Яркое пятнышко! Не знаю, зачем я вообще вожусь с тобой. Надо отдавать талант и делиться обширными связями со звездами на небосклоне оперного искусства, с теми, кто ценит меня. Может, Магда, моя новая ученица, проявит ко мне надлежащее уважение – за то, что ради нее я в могилу загоню себя до времени, – в отличие от некоторых неблагодарных чад.

Теперь необходимо ее утешить.

– Мадам, вы же знаете, как я ценю все, что вы для меня сделали. – «К тому же все эти восемь лет я плачу за уроки; ваша забота не так уж и бескорыстна». – Уверена, Магда тоже вас ценит, но она новенькая. Может, она и поет как соловей… – Скорее уж как ворона с больным горлом! – Но она еще неопытна. Пожалуйста, ну, пожалуйста… – Два «пожалуйста» на сегодня – это предел. – Скажите, зачем вы звоните. Я сильно занята… – Последние бесценные мгновения, пока у меня еще есть работа и мистер Стюарт не рассказал Кирби, что у ее помощницы плохо с головой. – Поэтому говорите, что случилось. Хорошие новости?

Хорошая новость всегда пригодится. Даже сейчас.

– Ладно, я слишком взволнована, чтобы тянуть время, даже с такой неблагодарной ученицей. Ты получила! Ты получила его!

Я была уверена, что получила разрыв барабанной перепонки – так громко кричала мадам. На миг отвела трубку от уха, подержала на расстоянии, пытаясь избавиться от звона в голове, затем сменила ухо, с опаской держа трубку на расстоянии.

– Что я получила, мадам? Записи, на которые мы посылали заявки на «И-Бэй»?[21]

– Да нет же, глупышка! Приглашение на прослушивание! На прослушивание в «Сиэтл-опера»! Я обратилась к паре моих должников, и всего через семь недель у тебя назначено прослушивание с самим концертмейстером!

Я уронила телефон. В прямом смысле. Даже наблюдала, как он, будто при замедленном просмотре, ударился об стол, подпрыгнул и грохнулся на ковер.

Думаете, я его подняла?

Ошибаетесь.

– Бри? Что с тобой? – Пребывая в оцепенении, я подняла голову и взглянула на Джейми, приоткрыв рот.

Трубка издавала недовольное урчание, напоминая зловеще скорчившегося на полу зверька.

«По-моему, я теряю рассудок. Совсем спятила. Мне померещилось, будто мадам сказала, что у меня через семь недель прослушивание».

– Брианна? Почему телефон на полу? У тебя все в порядке? – Джейми присел передо мной на корточки, посмеиваясь, но в глазах у него отражалась тревога.

Не получив ответа, он процедил несколько очень плохих слов и поднял телефон:

– Алло? Это Джейми. Брианну только что отозвали по срочному делу. Она вам перезвонит. Спасибо. – И повесил трубку, не дожидаясь ответа.

«Ха! Он только послал подальше саму мадам Габриэллу. Да она его слопает на обед. Странно, почему я не чувствую под собой ног?»

Джейми нежно взял мою руку и попытался разжать пальцы.

– Бри? Дорогая? Тебе сообщили что-то плохое? Кто-то из твоих близких попал в беду? О Боже, надеюсь, ты сейчас говорила не с кем-то из родственников или с Лайлом? А я повесил трубку… Какой же я идиот! – Он отпустил руку и схватил меня за плечи. – Бри! Я в самом деле волнуюсь. Что происходит?

Истерический смех вырвался из моей груди. Черт, а может, из влагалища? Так или иначе, звучал он довольно пугающе, даже я содрогнулась.

– У меня скоро прослушивание. В «Сиэтл-опера», через каких-то семь недель. И это после того, как моя преподавательница по вокалу заявила прошлым вечером, что мое место – на круизном судне. Как ты думаешь – у них в «Сиэтл-опера» есть караоке?

Я как-то умудрилась снова переговорить с мадам и успокоить ее, напомнить Кирби о бюджете и даже обработать кое-какие документы, и все это – за час, оставшийся до обеда. Я собиралась съесть что-нибудь с большим содержанием углеводов. И оливкового масла. А еще лучше – углеводов, пропитанных оливковым маслом.

Надо же как-то набрать тридцать пять фунтов за семь недель!

Пока ждала лифт, за спиной незаметно возник Джейми. Я совсем не была готова к прослушиванию. Думала – может, на следующий год. Или даже через год.

Но не в следующем месяце.

– Здравствуй, красавица! Как обычно – на заправку углеводами?

Чтобы взглянуть на него, пришлось задрать голову. Невольно подумала: «Как меня раздражают высокие люди!»

– Ты даже не представляешь, – простонала я. – Где можно взять тарелку хлеба и макарон, политых оливковым маслом? И тефтелей. Мне срочно нужны тефтели. И еще бифштекс, большой, жирный бифштекс.

Он ухмыльнулся:

– Только меня не съешь! Как насчет «Джанни»? Я тоже не откажусь от пары тефтелей, если, конечно, мне еще позволено обедать с тобой – я помню, что ты сказала сегодня по телефону.

О нет! Волнение из-за прослушивания заставило меня забыть об этом унизительном эпизоде с громкой связью. Я опустила голову на руки и опять застонала.

Джейми похлопал меня по плечу:

– Все нормально, малыш. Бэннинг говорил с секретаршей и вряд ли что-нибудь слышал. Я просто хотел остановить тебя, пока ты еще что-нибудь не сболтнула. – Он покачал головой. – Особенно после его нервного срыва. Представляешь – вхожу, чтобы спросить кое-что про отчет о расходах, а он орет в трубку: «Соски, соски, соски!»

Я уставилась на Джейми, стряхивая с себя его руку:

– Ты все придумал! И не называй меня малышом. Сколько тебе самому – двадцать семь? У меня достаточно знакомых людей, которые относятся ко мне как к ребенку. Надоело!