Ганди признавался: «Говорят, что я святой, губящий себя политикой. На самом деле я политик, который изо всех сил старается быть святым».

Он исходил из того, что любое несоответствие между словом и делом — это лазейка для лжи. Малейшее расхождение между убеждениями и поступками людей создает условия для ошибок и бедствий в жизни общества. В этом, как считал Ганди, заложена первопричина разложения общества и раздвоения личности. Он искал формулу душевного состояния индивидуума и общества в целом, которая могла бы гармонично соединить веру с поступками, образ мысли с действиями, декларации правительств с политической практикой, конституции государств с реальной жизнью людей и деятельностью властей. Ганди искал правду истинного гуманизма и всеобщей любви к человеку.

Тех индийцев, которые торговали без разрешения, отправляли в тюрьму. И богатые люди, купцы или адвокаты, в рамках сатьяграхи превращались в мелких торговцев-разносчиков и очень быстро оказывались в тюрьме, поскольку их приговаривали к исправительным работам. Нарушить запрет на пересечение границы Трансвааля было еще одним способом угодить за решетку. Первую акцию по пересечении границы возглавили образованные индийцы, говорившие по-английски, в том числе сын Ганди Харилал. Их арестовали в небольшом городке Фольксрусте, который с тех пор стал одним из символов кампании гражданского неповиновения. В октябре 1908 года в тюрьму отправился и сам Ганди. В первую ночь, находясь, по его словам, «в обществе дикарей, негодяев, убийц, воров, развратников», Ганди читал «Бхагавадгиту». От повседневного труда у него болела спина, ладони покрылись мозолями. Но он с воодушевлением готовил для заключенных вместе с ним индийцев овсянку без сахара, которую они столь же радостно съедали.

По утверждению Ганди, тюрьма оказалась вполне приличным местом, поскольку «истинный путь к счастью — попасть в тюрьму и терпеть страдания и лишения ради своей страны и своей религии».

В 1909 году Ганди снова посадили. Вскоре после этого он вступил в переписку с Толстым, отметившим в дневнике: «…От индуса и книга, и письмо, выражающие понимание всех недостатков европейской цивилизации, даже всей негодности ее».

Выйдя из заключения, Ганди снова отправился в Англию, где пробыл с июля по ноябрь 1909 года. В письме от 30 октября 1909 года бывшему губернатору Мадраса и бывшему вице-королю Индии лорду Артуру Амптхиллу, отстаивавшему права индийцев в Южной Африке, Ганди советовал: «Мне кажется, британский народ одержим своим коммерческим эгоизмом. Зло заключено не в людях, а в самой системе, поскольку Индия еще больше страдает от того, что ее эксплуатируют в интересах иностранных капиталистов. По моему смиренному мнению, чтобы победить это зло, Англии следует отойти от современной цивилизации, зараженной этим эгоистическим и материалистическим духом». В том же письме Ганди отмечал глубоко укоренившуюся среди индийцев ненависть к британским властям и о том, что призывы к насильственному свержению британского господства становятся все более популярными в Индии. Несправедливой системе правления, по убеждению Ганди, народ должен оказать ненасильственное сопротивление с целью установления новой формы государственного устройства. Эти идеи Ганди высказал также в работе «Хинд сварадж» («Самоуправление Индии»), в которой впервые систематически изложил свою социально-политическую программу.

Прибывшие в Англию прежде Ганди Бота и Смэтс вели с английским правительством переговоры о создании единого доминиона на юге Африки — Южно-Африканского Союза. Ганди был против этого, понимая, что создание доминиона укрепит позиции расистов и увековечит господство европейцев в Южной Африке. Он постарался торпедировать миссию Боты и Смэтса. Ганди встречался с министрами, членами парламента и редакторами газет, пытаясь повлиять на общественное мнение в Англии в благоприятном для индийцев направлении. Собеседники Ганди обещали попробовать убедить Боту и Смэтса учитывать интересы южноафриканских индийцев. В итоге бесед Ганди с новым британским министром колоний лордом Крю последний письменно уведомил индийского лидера, что «м-р Смэтс посчитал невозможным принять требования азиатов о том, чтобы они были уравнены с европейцами в иммиграционных и других правах».

Во время этой поездки в Англию Ганди много встречался с представителями местной индийской общины. Он утверждал, что патриотизм для него означает благоденствие всего народа. Он упрекал британских и индийских капиталистов в том, что «рабочие бомбейских фабрик превращены в рабов». В книге «Хинд сварадж» он писал: «Непохоже, чтобы те, кто обогащается за счет фабрик, оказались лучше, чем другие богачи. Глупо думать, что индийский Рокфеллер будет лучше американского Рокфеллера».

Разочаровавшись в западной демократии, Ганди говорил соотечественникам в Лондоне: «То, что вы считаете матерью парламентов, очень похоже на бесплодную женщину и проститутку».

В книге «Хинд сварадж» Ганди проповедовал отказ от современной цивилизации и от использования насилия народа против государственного насилия, отстаивал ненасильственные методы гражданского сопротивления. Британские власти запретили распространение книги. Вместе с большим письмом Ганди послал свою книгу в Ясную Поляну Льву Толстому. Последний, назвав Ганди другом и братом, 8 мая 1910 года ответил ему: «Я прочел вашу книгу с большим интересом, так как я думаю, что вопрос, который вы в ней обсуждаете — пассивное сопротивление, — вопрос величайшей важности не только для Индии, но и для всего человечества».

Вернувшись в Южную Африку, Ганди вместе с соратниками создал недалеко от Йоханнесбурга трудовую общину, аналогичную той, что была в Фениксе под Дурбаном, и назвал ее именем Льва Толстого. Дело в том, что депортации и суровые наказания участников сатьяграхи возмутили общественное мнение как в Индии, так и во всей империи, включая Британские острова, что соответствовало планам Ганди. Но фонды ассоциации были истощены, все сложнее становилось содержать газету и бюро в Йоханнесбурге и в Лондоне. Поэтому Ганди решил, что оказывать помощь семьям заключенных в тюрьму участников сатьяграхи будет проще, если поселить членов семей на кооперативной ферме. Феникс находился слишком далеко от Йоханнесбурга (30 часов езды на поезде) и для этой цели подходил плохо.

Тут Ганди помог архитектор Герман Калленбах, богатый немецкий еврей, подружившийся с ним на почве интереса к буддизму. Вскоре они стали друзьями неразлейвода, и после первой тюремной отсидки Ганди некоторое время жил у Калленбаха. Привыкший к роскоши архитектор признал Ганди своим учителем и, как и он, опростился. Ганди вспоминал: «Калленбах — человек с сильными чувствами, открытой душой, простотой ребенка… Мы вели довольно суровую жизнь… Нашей целью было вести жизнь беднейших людей…»

Теперь Калленбах купил ферму имени Толстого, которая находилась всего в 34 километрах от Йоханнесбурга, и подарил ее сатьяграхам. Путь пешком от фермы до Йоханнесбурга и обратно Ганди легко проходил за день.

«Ферма Толстого представляла собой семью, — вспоминал впоследствии Ганди, — где я был вместо отца и в меру своих сил нес ответственность за обучение молодежи». Всю работу на ферме выполняли ее обитатели. Они шили для себя одежду и обувь, обрабатывали землю, готовили пищу, убирали нечистоты. Слуг не было, как не было и разделения по профессиям. Ганди установил железное правило: не требовать ни от кого того, чего не делаешь сам. На ферме Ганди сам пек хлеб, писал книгу о здоровом образе жизни и под руководством Калленбаха учился столярному и сапожному делу. Ни стульев, ни кроватей не было, спали под открытым небом, у каждого была подушка и по два одеяла, ели по минимуму. После такой спартанской жизни Ганди и его соратников трудно было запугать даже самой суровой тюрьмой.