— Что вы наделали? — тут же подняла шум Тэмпл. — Вы испортили мое новое платье! Что мне теперь носить? — Действительно, желтый лиф платья оказался испачкан.

— Вы просто-напросто наденете другое, — спокойно ответил шейх и отошел.

— Другое платье? — нервно переспросила Тэмпл. — У меня нет другого.

— Ошибаетесь, у вас есть и другие платья.

Шейх направился к выходу, кликнул Тариза, который, в свою очередь, отдал еще кому-то распоряжение по-арабски. Через минуту в шатер, сгибаясь под тяжестью ноши, вошли два дюжих бедуина и поставили на ковер невероятных размеров саквояж. Сначала шатер покинули носильщики, последним, кланяясь и улыбаясь, попятился к выходу Тариз.

— Что это такое? — подозрительно спросила Тэмпл.

Шариф откинул крышку чемодана.

— Одежда, — коротко ответил он. — Для вас.

Девушка не сделала ни одного движения, которое выдало бы обычное женское любопытство. Тогда шейх сам взялся за дело. Сначала он достал матово-белое шелковое вечернее платье и небрежно бросил его на крышку чемодана. За ним последовало дневное хлопчатобумажное платье, отделанное ирландскими кружевами. Из чемодана было извлечено изумрудное шифоновое вечернее платье, которое, прежде чем последовать за предыдущими нарядами, долго кружилось в воздухе.

— Это все ваше, — сказал шейх, доставая нечто, похожее на поднос, отделанный бархатом и наполненный до краев драгоценностями.

На подносе горой лежали ожерелья, браслеты, серьги из жемчуга, рубинов и изумрудов. Шейх поставил его на низенький столик возле дивана, потом вернулся к чемодану, запустил в него обе руки, достал цветные и белые ночные сорочки — все, что нужно молодой женщине.

— Надеюсь, — он бросил груду белья обратно в чемодан, — здесь вы найдете все необходимое.

Шейх сделал паузу, ожидая услышать из уст Тэмпл слова благодарности. Она молчала. Ее внимание привлекли не платья, не белье, не драгоценности — она не могла оторвать взгляд от молодого араба.

Он заставил ее провести ужасную ночь совершенно обнаженной. Вчера она ненавидела его всей силой своего существа. А сегодня он предлагал ей одежду и драгоценности, словно она была его самой любимой наложницей. А она ненавидела его все больше и больше.

— Ты тупой арабский дурак, — сквозь зубы прошипела Тэмпл, — ты думаешь купить меня парой красивых платьев и драгоценными безделушками? — Глаза полыхали изумрудным пламенем, сравнимым с блеском драгоценных камней на подносе.

— Вовсе нет, — спокойно ответил шейх. — Выполнять мои приказания тебе придется вне зависимости от камней и одежды. Ты будешь делать то, что нравится мне. — Губы его изогнулись в жестокой улыбке.

Сказав это, он повернулся к женщине спиной, давая понять, что ее мнение его не беспокоит.

— Черта с два! — выпалила Тэмпл, подождав, пока раб отойдет на почтительное расстояние.

Нагиб был доволен.

С тех пор как он покинул лагерь шейха Шарифа Азиза Хамида, прошло четыре дня. За это время ему встретилась только пара маленьких семейных караванов.

Довольный собой, Нагиб скакал вдоль бескрайних дюн и время от времени гордо ударял себя в грудь. У сердца покоился маленький конверт, врученный ему господином. Не пройдет и суток, как он окажется в шумном городе Багдаде и прежде всего, отправит телеграмму.

Когда же он получит уведомление о получении, то немедленно сожжет письмо и конверт.

Когда от двух листков останется горстка пепла, он пойдет в центр города и станет глазами и ушами своего господина.

Сначала долг — потом развлечения. Нагиб улыбнулся. Он уже начал подумывать о развлечениях, которые послужат наградой за хорошо сделанное дело. День клонился к вечеру, а Нагиб широко улыбался, мечтая о красавицах с миндалевидными глазами, вкусной еде и прохладных гостиничных номерах. Огромный красный шар солнца исчез в песках, оставив на горизонте только оранжевые отблески.

Нагиб поднялся на следующий бархан и тут увидел их. Прямо на него неслась шайка вооруженных бандитов. В Нагибе еще теплилась надежда на то, эти люди принадлежат дружественному племени. Впрочем, скоро все станет ясно.

Нагиб нервно нащупал конверт под одеждой, потом выбросил руку в приветствии. Не получив ответа на: свое приветствие, он понял, что его тридцативосьмилетнему существованию на этой земле пришел конец. Нагиб бросил последний взгляд вслед заходящему солнцу, зная, что рассвета он уже не увидит.

Попрощавшись с солнцем, Нагиб круто развернул жеребца и поскакал в противоположном направлении. В ушах его уже раздавались голоса бандитов, которые проклинали его на все лады, и топот копыт.

Нагибу не оставалось ничего другого, как воззвать к Аллаху. Его волновало вовсе не спасение собственной жизни — Бог с ней, он должен был спрятать конверт и письмо, написанное лично его господином. Он намеревался вынуть конверт из-за пазухи, сунуть его в рот и сжевать прежде, чем его поймают бандиты.

Но этому не суждено было сбыться. Жеребец мчался изо всех сил, но кони преследователей были резвее и выносливее. Нагиба поймали, стащили его с лошади и вырвали из рук конверт.

Надежда оставила Нагиба, когда он услышал турецкую речь. Он разобрал всего несколько слов, но среди них прозвучало имя человека, которым они хотели запугать его. Ненавистный сын старого турецкого султана, презренный Мустафа ибн Хусейн.

Нагиб умер тотчас, не мучаясь. Несколько секунд понадобилось туркам, чтобы раздеть его и оставить труп жаркому солнцу. Песок вокруг тела был усеян отстрелянными гильзами, на которых красовалось новенькое клеймо «Дю-Пи».

Тэмпл в который уже раз пыталась разгадать загадку: почему шейх держал ее в плену? Может, он надеялся получить выкуп? Ее семья сказочно богата. Ее родственники с радостью заплатят за ее жизнь любую цену. Пусть назовет сумму, и деньги его. Но шейх не выказывал никакого интереса к деньгам.

Первые несколько дней и ночей ее плена были по-настоящему устрашающими. Она не знала, чего ожидать. Она не знала, что несговорчивый шейх собирается с ней сделать.

Когда молодой араб находился в шатре, Тэмпл всегда нервничала, взвинченная его отчужденностью, гадая, о чем он думает. Часто она ловила на себе его взгляд, холодный и безразличный. Она отвечала ему пылающей ненавистью. Но его это совершенно не беспокоило. Выражение его лица оставалось неизменным. Иногда он презрительно смотрел на нее, и губы его кривились в унизительной усмешке, В глазах его зажигались огоньки злобы. Казалось, он ненавидит ее.

Но Тэмпл не могла расслабиться, даже когда шейх покидал шатер. Она не знала, когда его ожидать. Она не могла вполне насладиться утренней ванной, потому что опасалась, что шейх войдет и застанет ее за этим интимным занятием. Она не могла даже вздремнуть, опасаясь, что он бесшумно войдет в спальню и застанет ее неодетой.