– Средневековье, честное слово, – вслух буркнул он. – Ладно-ладно, приеду и проведу расследование, кто кому и что говорил. Я вам покажу «лицо фирмы», вы у меня на своей шкуре испытаете, что такое тридцать седьмой год…

В дверь позвонили, Никита пошел открывать…

– О, Лялька пожаловала, – пробубнил он нерадостно, полагая, что она примчалась распекать его. В руках Ляля держала гардеробный чехол из черной пленки. – Что это ты принесла?

– Может, пригласишь войти? – Не дожидаясь ответа, она переступила порог. – И будь вежливым, выпить предложи, например.

– Какой напиток ты предпочитаешь в это время суток? – идя в гостиную, спросил он.

– Все, что горит.

– Мм, значит, не менее сорока градусов. Ты подпольная выпивоха?

– Скажем, не отказываюсь, когда наливают.

Никита плеснул ей и себе виски, отдал стакан, наблюдал, как она пила, и сделал вывод: Лялька прикладывается к рюмке чаще, чем казалось.

– Дай сигаретку, – потребовала она.

– Когда это ты курить начала? – поднял он брови, но взял пачку со стола и протянул ей.

– Иногда предаюсь пороку. Без этого жизнь немного нудная, большому пороку предаваться – можно многое потерять, а чуть-чуть не помешает.

Ляля закурила, откинувшись на спинку кресла и положив ногу на ногу, а Никита решил, что увертюра длилась достаточно, чтобы начать оперу:

– Чему обязан?

– Я привезла от Алики платье. Она просила отдать тебе, платил же за него ты, стоит оно баснословно…

– Можешь выкинуть его на первую попавшуюся помойку, – резко оборвал ее Никита.

– Не ори на меня, – получил в ответ. – Я тебе не жена.

– Во, блин, обложили! – накрыло его. – На работе меня кто-то старательно выставляет монстром, отец с матерью приютили прохиндейку, Алика…

– Может, тебе медаль выдать за пополнение населения страны? – скептически фыркнула Ляля.

– Что Алика хотела сказать, отдавая платье? Я подлый негодяй, а она, святая, не желает иметь у себя воспоминаний обо мне? Ну да, да, я негодяй и что с того? Меня за негодяйство не посадят в тюрьму, не кастрируют, не выгонят с работы. Стоило искусственно создать эти обстоятельства, чтобы посмотреть, какой народ меня окружает.

– И какой?

– Дерьмовый. Никто даже не пытался разобраться, понять, что происходит, не захотел помочь мне, которого знают давно, нет! Безоговорочно поверили гадюке и – шу-шу-шу: какая сволочь затесалась в наши ряды! Сволочь – это я. Всем прощается пьянство, мордобои, многоженство, а мне – ни-ни.

– Чего ты орешь? – спокойно бросила Ляля, потом проворчала в манере своего мужа: – Сколько бы ни махал крыльями, а никуда не улетишь от факта: ребенок твой.

– Не мой!

Да как кинет стакан в стену! Ляля думала, осколки отлетят и врежутся в нее, потому зажмурилась, втянув голову в плечи. Наступила пауза, гостья открыла глаза и тихо констатировала:

– Сдурел. – У Никиты больше не нашлось сил реагировать на оскорбления, он развалился в соседнем кресле и замер, словно умер. – Как не твой, когда экспертиза установила, что отец ты?

Вдруг он выпрямился, уставившись на нее, ему явно пришла на ум некая идея.

– Слушай, Лялька, у тебя мозги есть?

– Ну… вроде не жаловались на их отсутствие.

– Тогда я задам тебе несколько вопросов, а ты честно на них ответь, но сначала подумав.

– Задавай. Только капни в бокальчик.

Никита притащил бутылку и новый стакан, налил, секунду-другую формулировал первый вопрос и наконец кинул его Ляле:

– Я на сумасшедшего похож?

– Иногда. Например, сегодня…

– Не ерничай. А скажи, это логично, когда я знаю, что сделал Янке ребенка, но вдруг тащу ее с сыном на тестирование? Сегодня сдали анализы повторно. Разве нормально платить двойную… то есть тройную таксу за то, что мне и без того известно?

Ляля выпятила нижнюю губу, однако вынуждена была признать:

– В логику не вписывается. Но, может, ты…

– Без «может», – перебил Никита. – Результатом тестирования я себе перекрыл кислород, своими руками и деньгами дал Янке козыри, а себя загнал в угол. Она же теперь с этими результатами вправе требовать от меня все что угодно. Ответь, я сумасшедший, чтобы все это затевать, будучи неуверенным в своей правоте?

– Нет, я полагаю.

Никита принес письма, снова усевшись в кресло, протянул их Ляле:

– Ты это читала?

– Ой, читала… – отмахнулась она. – Не надо, убери. Я не ханжа, но всякому безобразию есть предел.

– Как выяснилось, предела нет. «Мой член врежется в тебя…»

– Фу, Никита! – вырвала лист из его рук Ляля и кинула его на столик рядом. – Дальше – ни слова!

– Дальше совсем круто, я читал и балдел. И ты полагаешь, я способен выдавать такие перлы любимой женщине?

– Да я сразу сказала Алике: стиль не твой, но… А фотографии? – вспомнила она. – А извещения? От тебя Яна получала деньги обычными переводами. Как объяснишь все это?

– Никак, – помрачнел он. – Вот и хочу выяснить, как меня сделали отцом без моего участия. Подкуп исследователей анализов я исключаю, значит, метод какой-то есть.

– Капни пять капель, – подставила она стакан.

Никита взял бутылку, собираясь налить, внезапно отставил ее:

– Ага, а потом у тебя появится третий ребенок, ты скажешь, что он мой, пили-то вместе.

– Ха-ха-ха… – Хохот вызвала не столько фраза, сколько серьезное выражение лица, с которым он ее произнес. – Лей, пуганая ворона, не скажу.

– Тебе смешно, – заворчал Никита, – а мне не до смеха. Вдруг от меня беременеют через сто грамм или от прикосновений? Я уже ничему не удивлюсь. Ладно, будем. Погоди, закуску принесу, а то налакаемся, меня потом в порошок сотрет Герман.

Никита принес нарезанные окорок, сыр, батон, маслины – все аккуратно разложено по мелким тарелкам, что не ускользнуло от зоркого глаза Ляли. Отсюда вывод: человек, не позволяющий себе распуститься в быту (можно же было накидать еду в одну тарелку, чтобы не заморачиваться), вряд ли мыслит образами на уровне паха, как в письмах. Порядок, он и в голове порядок, и на работе, и в одежде, и в отношениях, по-другому не бывает, как ей думалось. Помимо всего прочего, Никита убедил ее логикой, поэтому, выпив, она, поедая многослойный бутерброд, полюбопытствовала:

– Как будешь выяснять?

– Да черт его знает, – пожал плечами Никита. – Найму легион детективов, пусть пашут.

– Нет, дружочек, в твоем случае пахать нужно самому… Слушай, Никита! У меня есть знакомая… подруга… знаешь, она такая дотошная… И логика у нее – покрепче мужской. Кстати! Тебе же понадобится адвокат.