Впервые о Prāta Vētra я услышал во время гастролей Мумий Тролль в Латвии, это было в 1997 году. После первого нашего концерта в Риге мы вернулись, чтобы снять клип на песню «Ранетка» по приглашению ребят из Vilks Studija, и я их спросил, а что сейчас есть интересного в прибалтийской музыке. Мне посоветовали послушать Prāta Vētra. Кстати, тогда я узнал и о дословном переводе названия группы, что-то похожее на Brainstorm по-английски. Оказалось, что у них была версия их хита на русском языке «Улетели самолёты», и мы её поставили в наш сборник актуальных артистов постсоветского пространства «У1», он вышел на нашем лейбле «Утекай звукозапись» в 1998 году.

Prāta Vētra (и я их до сих пор называю по оригинальному названию, мне это принципиально) по своёму духу были такими, как я всегда себе представлял Мумий Тролль. Дело в том, что у нас гастролирующий состав был искусственно создан из призывников группы, а у Prāta Vētra всё было органично и честно. Это была компания друзей детства, образ настоящей рок-группы, который всегда мне импонировал, но, к сожалению, в моём случае не сложился. Те, с кем я начинал, по разным причинам не дотянули до того времени, когда группа стала делом всей жизни. У Prāta Vētra своя команда, вплоть до техников, это большая семья, и я всегда уважал такой подход, понимал, что это рискованный путь и совершенно, может быть, неоправданный, но по себе знаю, что если его не пройдёшь, то потом обидно будет – эх, почему же я не сделал этого.

Даже в Америку на шоукейс-фестивали, где зачастую нет никакой финансовой отдачи, Prāta Vētra прилетали все вместе, в то время как Мумий Тролль поступал ровно наоборот – нам помогали местные друзья.

Помню, как нас с Prāta Vētra сплотило «Евровидение». Парни это уже прошли, а ровно на следующий год Константин Эрнст из ОРТ пригласил Мумий Тролль. У меня были неоднозначные чувства насчет этого конкурса, тогда я жил в Англии и знал эту телепередачу на один вечер, где можно посмеяться над каждым исполнителем и наутро всё забыть. А Prāta Vētra доказали, что необязательно быть поп-группой однодневкой, можно круто заявить о себе многомиллионной европейской аудитории и дальше удерживать внимание. Мы встретились с Ренарсом, он разложил мне всё по полочкам, и я переменил решение – Мумий Тролль представил Россию с песней «Lady Alpine Blue». Ренарс оказался прав, у нас потом действительно заладилось сотрудничество с европейскими лейблами. В свою очередь, я поделился с Ренарсом уверенностью в том, что Prāta Vētra нужно двигаться на Россию, ведь мы с советских времен привыкли, что каждая республика имеет своего яркого персонажа, который вроде как поёт на русском, но с акцентом, со своим колоритом. Русский человек это любит – экзотику на родине, вроде своё, но по-другому! У Prāta Vētra для этого было достаточно и обаяния, и харизмы, и крепких поп-песен. Они повернулись в сторону восточного соседа, и время показало, что это было верное решение.

Когда мы встречаемся с Prāta Vētra, с ними всегда светло, они несут огромный положительный заряд энергии. Я никогда не видел их хмурыми даже после долгой дороги, у них всегда есть шутки и приободрялки для себя и всех окружающих. Однажды в Юрмале они выступали на небольшой пляжной вечеринке, и Ренарс сказал мне: «Илья, а давай вместе споем Кино?» Я ответил: «Давай, конечно, только я кроме "Малыша" слов не помню». Откровенно говоря, я и свои-то тексты забываю, всегда вожу с собой и держу под рукой на концерте. В тот вечер Ренарс подсказывал мне на ухо начало каждой строчки, а я пытался подхватить, вспомнить и допеть, смешно это было. А в другой раз, на их большом концерте в Межапарке, мы вместе спели «Скользкие улицы», потому что Би-2 не было в городе. Я сомневался поначалу, потому что очень чувствительно отношусь к исполнению чужих песен: как знать, вдруг авторы бы этого не хотели. Но Ренарс меня убедил, что так надо, это во благо и на радость зрителей – и я согласился. Ему трудно отказать!

Моя мама всю жизнь любит дружить с моими друзьями, она иногда больше времени им уделяет, нежели я сам. Она мой главный советчик, всегда меня очень поддерживала, во всех моих начинаниях, в том числе с Мумий Тролль. Её юбилей мы отмечали в Риге, и мне хотелось пригласить всех людей, которые ей нравятся – среди них, конечно, был Ренарс. Это всегда очень трогательно, когда твои друзья действительно искренне и по-доброму общаются с твоими родителями. Я очень это ценю и благодарен им.

Вообще, пронзительное ощущение жизни приходит, наверное, в какие-то моменты абсолютного счастья. У меня это случается, когда я нахожусь в близкой компании друзей, семьи, у всех абсолютно замечательное настроение, мы, скажем, в море на корабле, и кажется, что всё так здорово, замечательно, и можно забыть о хлопотах. Или бывает ровно наоборот, когда сплошные проблемы, что-то не делается так, как ты хочешь, внешние обстоятельства рушат твои планы, ты пытаешься спасти ситуацию и успокоить себя – и в такой момент ощущение жизни наиболее полное.

Какое необычное трио, согласитесь? Таких где-то вечерком встретить, а? А тапки Ильи – бомба, при всём его вампирском виде! Это MAXIDROM, 2002 год

Ингарс Вилюмс, бас-гитарист BrainStorm с 2004 года:

Моя мама родилась в Сибири. Семью выслали из Латвии после войны, и они смогли вернуться только после смерти Сталина. Им удалось снова поселиться в том доме, откуда они уехали, и я провел там детство. Это город Мадона в 160 километрах от Риги. У меня было много дел по хозяйству – косить траву, гнать коров с пастбища, дрова заготавливать. Но больше всего я любил мастерить в своём маленьком сарайчике, мои руки всегда были в смазке. Помню, как взялся сам делать велосипед по схеме из журнала. Папа помог мне сварить трубы, мама сделала из искусственной кожи подушки безопасности на раме и руле, и получился настоящий тяжеленный BMX, я на нём прилично себе шишек набил!

В 8 лет папа отвел меня в музыкальную школу, класс аккордеона. Я не был этому рад, но учился, играл на нём классику, ездил на конкурсы. Вторым инструментом обязательно должно было быть фортепиано, но в нашей квартире его некуда было ставить, поэтому я ходил заниматься в школу рано утром, до начала уроков. Я сильно уставал, и больше всего мне хотелось просто вернуться в своей сарайчик, я даже собрал все свои сбережения и хотел купить у родителей свободу. Но они сказали, что нужно всегда доводить дело до конца. И вскоре случилось то, что перевернуло всю мою жизнь. Один преподаватель предложил мне заменить фортепиано бас-гитарой. Я помню, как шёл по улице с этим первым басом от музыкальной школы и думал, что это такое за инструмент – четыре струны, очень интересный низкий регистр. Постепенно я искренне полюбил его. В то же время я начал играть на саксофоне.

В 13 лет меня позвали выступать с одной группой на танцах в Домах Культуры. Остальным ребятам было лет по 18, и мои родители взяли с меня слово не пробовать ни капли спиртного. Слово я сдержал, мне было приятно чувствовать свою ответственность, ведь я к тому же начал хорошо зарабатывать – примерно столько же, сколько мой отец. Не могу припомнить, чтобы я когда-либо просил карманных денег у родителей.