— Я вас понял, — пробормотал я.

— Сэр, — добавил он.

— Сэр, — обреченно повторил я.

— Ну вот, — сказал он удовлетворенно, — вот так-то лучше. А теперь улыбнись, парень, я не терплю унылых рож, клянусь Б-гом! Это — счастливое судно, слышишь? Здесь платят хорошее жалованье. Подумай, Флэшмен, ты станешь чер…ски богатым к концу нашего путешествия, гораздо богаче, чем если бы я был обыкновенным торговцем. Что ты на это скажешь?

Мои мысли были в полном смятении от всего происшедшего, а также от ужаса перед грядущими последствиями. Я снова принялся было просить капитана высадить меня на берег, но он просто шлепнул мне по губам.

— Заткни пасть, — сказал он, — ты как трусливая старуха. Испугался? Чего же?

— Это — серьезное преступление, — прошептал я.

— Не будь дураком, — прервал он меня, — британцы не вешают работорговцев, да и янки тоже, что бы там ни говорили все их законы. Посмотри вокруг — это судно специально построено для работорговли, не так ли? Суда других работорговцев рискуют быть пойманными гораздо больше — у них и цепи на виду, и сплошные открытые палубы для рабов. Как известно, qui male agit odit lucem.[27]Наши братья-работорговцы маскируются под честных купцов, но стоит нагрянуть досмотровой партии с патрульного корабля, и суда наших коллег будут тотчас конфискованы только за то, что слишком явно оснащены всем, что нужно для перевозки рабов. А вот «Бэллиол Колледжу» такие неприятности не грозят — по той простой причине, что он весьма быстр и увертлив для любого патрульного корабля, английского или американского. Вот что я скажу вам, мистер Флэшмен, раз наше судно не поймают, то не поймают и вас. Это вас, наконец, успокоит?

Конечно же, все это меня не утешило, но я понял, что лучше не возражать. Все, о чем я мог думать в тот момент, это каким образом мне удастся выбраться из этой дьявольской ситуации. Капитан принял мое молчание за знак согласия.

— Ну и хватит, — проворчал он, — начинайте с этого штабеля, — он ткнул пальцем в гору груза. — И, ради всего святого, поживей, парень! Я не позволю тебе просто стоять и глазеть по сторонам с вытянутой рожей! В восемь склянок закончишь работу и прибудешь ко мне в каюту — миссис Спринг приготовит чай для офицеров и будет рада пригласить и тебя.

Я не поверил своим ушам:

— Миссис Спринг?

— Моя жена, — ухмыльнулся он и, видя мое недоумение, добавил: — А кто еще, ко всем чертям, может носить имя миссис Спринг? Не думаешь же ты, что я взял на борт работоргового судна свою мать, а?

С этими словами капитан удалился, а я остался, весь в холодном поту. Таким образом, благодаря минутной вспышке моего собственного безумия и стараниями этой гнусной жабы — моего тестя — я стал членом команды пиратского судна, и ничего поделать с этим было уже нельзя. Это трудно было переварить, но именно так все и было. Я полагал, что после всех ударов судьбы, испытанных мною на протяжении моей короткой, но бурной жизни, меня вряд ли что-нибудь может удивить, но все же эта мысль меня ужасала. Заметьте, я абсолютно ничего не имел против работорговли как таковой — пусть даже всех черномазых из Африки переправили бы в цепях хоть на луну, но мне было известно, что это дьявольски рисковый бизнес — и Моррисон тоже знал об этом. Значит, эта старая свинья занималась темными делишками, а моя жизнь оказалась лишь строчкой в его секретном гроссбухе, и он воспользовался инцидентом с Брайантом, чтобы впутать и меня в свои махинации. Моррисон хотел убрать Гарри Флэшмена с дороги, тут-то ему и представился отличный шанс для этого. Вполне возможно, что капитан Спринг был прав и «Бэллиол Колледж» счастливо закончит свой рейс, как это удается большинству работорговцев, но ведь всегда существует и вероятность того, что судно будет перехвачено, и все мы проведем остаток нашей жизни в тюрьме, даже если нас и не вздернут на нок-рее. А еще существовал риск быть убитым ниггерами на Черном побережье или подхватить Желтого Джека,[28]а то и какую другую мерзкую туземную болезнь, как это случалось с командами работорговцев. Да уж, это был отличный морской круиз в качестве подарка для нелюбимого зятька! Так что Элспет станет вдовой, и я никогда не увижу ни ее, ни Англии… Даже если мне и повезет уцелеть в этом рейсе, как только слухи о нем дойдут до дома, я сразу стану отверженным, преступником.

Я присел на кипу груза, обхватил голову руками и тихо завыл, проклиная этого подлого шотландского мерзавца. Ч-рт побери, удастся ли мне хоть когда-нибудь отомстить ему за все в полной мере? Но что толку было размышлять подобным образом в моем теперешнем положении. Наконец, мною, как обычно, овладела одна-единственная мысль — выживи, Флэши, а все остальное подождет. А пока я решил придержать свою ярость до лучших времен.

В сложившихся обстоятельствах полезнее всего было заняться работой — проверить груз, за что я и принялся, как только писарь и двое матросов спустились ко мне. Это по крайней мере хоть немного отвлекло мои мысли от тревог о будущих неприятностях. «В конце концов, — думал я, — окружающие меня моряки вовсе не похожи на приговоренных к смерти. Все они были ловкими, здравомыслящими парнями, которые хорошо знали свое дело и весьма отличались от обыкновенных деревенских увальней. Один из них, пожилой матрос по имени Кирк, всю свою жизнь проплавал на работорговцах, в том числе на знаменитой „Черной Шутке“ [XII*], и никогда даже не думал о том, чтобы перейти на суда, занимающиеся чем-нибудь иным».

— Еще чего, — говорил он, — всего за 15 фунтов месяц? Вот уж дураком бы я был! А знаешь, что у меня в банках Ливерпуля и Лондона лежат на счетах четыре тысячи фунтов — многие ли моряки могут похвастать, что скопили хотя бы десятую часть подобной суммы? Риск? Да, однажды судно было конфисковано — это случилось на «Шутке», еще один раз мы потерпели кораблекрушение, а еще дважды весь груз «черного дерева» пришлось сбросить за борт — это означало полное разорение для судовладельца, но свое-то жалованье я получил! О, да, нам много раз приходилось уходить от погони и сходиться в схватке борт о борт с патрульными кораблями, но я не получил ни единой царапины. Что же касается болезней, то сегодня вы скорее подхватите ее от какой-нибудь желтой шлюшки в Гаване, чем на африканском побережье. К тому же вы бывали на Востоке, а значит, знаете, что нужно всего лишь держать себя в чистоте и пить только кипяченую воду.

Все, что он рассказывал, звучало не так уж плохо, за исключением сражений с патрульными кораблями, но как я понял, подобное бывало редко: насколько было известно Кирку, за пять последних рейсов «Бэллиол Колледж» ни разу не попадал в подобные ситуации, хотя от погони им приходилось уходить бессчетное число раз.

— Видите ли, он очень легок на ходу, как и все бриги и клиперы, построенные в Балтиморе, — говорит Кирк. — Если только не полоса штиля, барк обставит кого угодно, даже паровые суда. К западу от Сент-Томми,[29]даже с полным грузом этого черного скота, наш кораблик может проскользнуть сквозь пальцы хоть у всего Королевского флота, а с попутным южным ветром — вот как у нас сейчас, — мы проскочим раньше, чем кто-либо успеет нас заметить. Самый большой риск — при стоянке у побережья, пока мы будем грузить товар. Если в этот момент на ветре появится королевский крейсер, то нам не удастся ускользнуть, и они смогут арестовать и конфисковать судно даже без «черного дерева» на борту, на основании правительственного запрета на оборудование помещений для работорговли, как у нас в трюме. Но и тогда они и пальцем не посмеют нас тронуть, если, конечно, запастись правильными судовыми бумагами — ну, там греческими или бразильскими, — Кирк рассмеялся, — а что? Я как-то плавал на судне, у которого было несколько комплектов документов — итальянские, португальские и даже русские, — любые на выбор и все наготове для проверки, если понадобится. Но сейчас все по-другому — никому ничего не нужно объяснять, знай удирай! [XIII*]