— О, Валерка приехала, — отец раскрывает глаза и улыбается своей неидеальной улыбкой с насквозь прогнившими зубами. — Здравствуй, доча.

— Привет, пап, — подавляю в себе раздражение и подхожу к холодильнику. — Я привезла продукты с запасом. Не уверена, что смогу приехать к тебе в ближайшие две недели, поэтому оставлю ещё немного денег. Читать лекции о том, что тратить их нужно исключительно на еду не буду. Захочешь — подохнешь с голоду. Нет — сам знаешь, что делать.

Возможно звучит достаточно грубо, но уж как есть. Отец приподнимается со своего спального места со скрипом. Чуть пошатывается, чешет затылок. На щеке виднеется небольшая ссадина, под правым глазом сверкает фиолетовый синяк. Я смотрю на него с непередаваемой горечью. Отказываюсь признавать в нем некогда лучшего инженера на заводе, любящего мужа и хорошего отца.

— А почему не приедешь? — в голосе отца проскальзывают раздражительные нотки.

Дашка говорит, что я его разбаловала, а мне всё ещё дороги воспоминания о том, когда он был для меня целым миром. Когда после работы я мчала к нему на руки, зарывалась в его объятия и вдыхала запах сигарет и одеколона.

— Мне в роддом скоро, пап, — произношу со слезами на глазах.

Отец щурится, опускает взгляд на живот, наводит резкость. Лицо вытягивается от изумления, и я понимаю, что он ничегошеньки не помнит из того, что я недавно ему рассказывала.

Он вообще меня не знает. Для него я застряла в возрасте десяти лет. До сих пор всё та же девочка с тоненькими косичками и мелкими веснушками на лице.

— Надо же, — он качает головой, немного прозревая. — Ты это… привози малыша в гости, когда родится.

Я смеюсь. Громко, истерично, на всю комнату. Голос отдается эхом, звучит как-то особенно зловеще, а в глазах отца — непонимание происходящего. Он потирает рукой заросшую щетину, проводит пятерней по седым волосам. Господи, а ведь ему нет и пятидесяти, а выглядит он на все семьдесят.

— Куда привозить, пап? — смахиваю выступившие слёзы и прекращаю смеяться. — Сюда, в барак? Да у тебя тут разве что крысы не бегают.

А может и бегают. Этого я не знаю, потому что давно не живу.

— Я обязательно перестану пить, — твёрдо произносит отец. — Ты только привози малыша, ладно?

В его голосе столько мольбы, что язвить отчего-то не хочется. Я ничего не отвечаю, только волочу за собой мешок с мусором в одной руке, Лойда в корзине — в другой. Хлопаю дверью на прощание и мысленно перекрещиваюсь. Мой ужасный четверг наконец-то подошел к концу.

***

Сажусь в машину, сообщаю амбалу, что можно ехать домой и откидываюсь на кожаную обивку сиденья. Прикрываю глаза, глажу мягкую кошачью шерстку и с упоением думаю о том, что жить в доме Тахирова осталось не так уж и долго. Если Иракли со дня на день подыщет для меня квартиру, то я буду самым счастливым человеком на свете. Одно дело принимать искреннюю помощь от друга своего мужа, другое дело — жить на попечении Рустама, который лишил меня всего, а теперь благородно делает вид, что спас меня.

Злость во мне разрастается с каждой новой мыслью. Прямо сегодня сообщу Тахирову о своем намерении переехать, предвкушая его лютую злость, ведь я осмелилась не подчиниться ему. Но я теперь сама по себе, больше не нуждаюсь в нём и его помощи.

Когда дорога становится ровненькой и без выбоин, я понимаю, что мы приехали. Открываю глаза, нехотя выбираюсь из теплого прогретого салона на улицу, где столбик термометра опустился до нуля. Накинув на голову капюшон быстро поднимаюсь к дому и оказавшись в прихожей ещё долго не могу унять дрожь.

— Где ты так долго ходишь? — возмущается Ирина, показавшись в прихожей. — Рустам Ильдарович несколько раз о тебе спрашивал.

Хочется фыркнуть от недовольства, но я сдерживаю себя. В конце концов осталось потерпеть не так-то много времени, и я уеду отсюда навсегда. Поэтому я покорно снимаю куртку и сапоги, оставляю спящего Лойда в комнате, мою руки и спускаюсь в гостиную.

Замираю в дверном проёме, когда замечаю, что Рустам ужинает не один. Рядом с ним сидит молодая пара — мужчина и женщина. Они живо о чем-то разговаривают и что странно — я впервые вижу Тахирова рядом с ними другим… улыбающимся. Искреннее и даже добродушно. Отмечаю про себя, что улыбка ему невероятно идёт, но делаю вывод, что улыбается он только для особенных людей и я, конечно же, не вхожу в этот круг.

— Мы заждались тебя, Лера, — произносит Тахиров, откинувшись на спинку стула.

Его голос проходится током по венам, заставляя мою кровь бурлить и закипать от одного только слова и собственного имени на его губах. Собираю себя в руки и прохожу по гостиной к свободному месту. Я ощущаю прикованные к себе взгляды гостей и его собственный. Его особенный, который я улавливаю не глядя.

На ужин сегодня спагетти со сливочным соусом. На столе несколько видов нежирных салатов и закусок из рыбы.

— Познакомься, это Дамир и его супруга Анна, — произносит Рустам, и я вновь бросаю взгляд на пару.

Они молодые, но чуть старше меня. Анна — симпатичная девушка с длинными блестящими волосами и пухлыми чувственными губами. Её улыбка заряжает меня добродушием, и я улыбаюсь ей в ответ.

— Дамир мой давний друг. Приехал погостить ненадолго в Москву и заодно решил заехать ко мне в гости.

— Очень приятно, — киваю. — Я — Лера.

В этот вечер я вижу Рустама другим. Мужчиной, который является интересным собеседником и внимательным слушателем. Он сидит рядом со мной очень близко и, расслабившись, попивает виски. Верхние пуговицы на его рубашке расстегнуты и оголяют темную кожу. Они с Дамиром разговаривают об инвестициях, падении рубля и налогах. Я тоже расслабляюсь. Впервые за долгое время просто беру в руку стакан с соком и делая мелкие глотки смотрю то на Рустама, то на его друга. Слушаю спокойный голос Тахирова, наблюдаю за его мимикой и жестами и краснею, когда он ловит мой взгляд на себе, удивленно вскинув брови.

— Кого вы ждёте? — кивает на мой живот Анна.

Мне хочется возмутиться, громко рассмеяться и сказать, что это достаточно эпичная шутка и я беременна не от Тахирова. Но я почему-то молчу. Возможно просто не хочу портить вечер, а может быть оттого, что знаю — терпеть осталось недолго. Вряд ли с этой милой девушкой мы когда-нибудь ещё увидимся.

— Врач на УЗИ сказал, что ребёнок прячется. Пол не видно, но я предполагаю, что там девочка. Просто чувствую это и всё.

Анна улыбается и задает мне ещё несколько вопросов о моём состоянии, о том, не боюсь ли я рожать и есть ли у меня варианты имени для ребёнка. Я отвечаю на вопросы и ловлю себя на мысли, что я давно вот так не сидела — не думая ни о чём. Мне не хватало этого внутреннего спокойствия, знаний о том, что всё будет хорошо.

После того, как мне сообщили об аварии я просто выла в подушку. Затем сидела у окна на подоконнике и тоже выла. Пила кофе, молчала и не переставала думать о Тиме и его страданиях. И бесконечно выла, потому что слёз больше не было. А сейчас перестала убиваться и это угнетало меня, но ненадолго. Я знаю, что Тимур бы обрадовался, если бы узнал, что я не страдаю так сильно как раньше. А он знает. Наверняка знает.