— Просто голова разболелась, — торопливо солгала она, стараясь взять себя в руки. Кайл и так считает ее мошенницей — ему незачем знать, что она еще и дура. — Так ты думаешь, за всем этим стоит Гришэм?

— Да, весьма вероятно. — Взяв за руку, он подвел Сару к удобному мягкому креслу. — Ты узнала его голос?

— Нет.

Кажется, у нее снова кружится голова. Этого еще не хватало! Почему всякий раз, как Кайл оказывается рядом, с ее телом начинает твориться что-то неладное? Особенно когда он кладет ей руку на затылок — вот как сейчас…

— Что это ты делаешь?

— Избавляю тебя от головной боли.

Он начал разминать напряженную шею, и Сара невольно испустила тихий удовлетворенный вздох.

— Так вот, о Гришэме, — продолжал Кайл. — Что ты о нем думаешь? Какие-нибудь мысли, соображения, предчувствия? Как он может быть со всем этим связан?

— Честно говоря, пока не представляю…

Однако Гришэм дал ей повод заговорить о смерти Эйлин — возможность, от которой Сара не могла отказаться.

— Я слышала, он упоминал о женщине, которая погибла здесь, в поместье. Насколько я поняла, он старается связать тебя с ее смертью. Может быть, и с моей? Если погибнут сразу две официантки из «Таверны Неда» и обе будут связаны с тобой, согласись, это будет выглядеть очень подозрительно.

— Но затем мы возвращаемся к прежнему вопросу: зачем Гришэму понадобилось возиться с искусственным оплодотворением?

— Не знаю. Может быть, какой-то психологический трюк, чтобы вывести тебя из равновесия. А может быть, твоя сперма действительно погибла, а Гришэм приказал похитителям упомянуть твое имя, чтобы я рассказала об этом в полиции?

Быть может, но это не объясняет, почему теперь Гришэм — или кто-то другой — хочет ее убить.

— Кстати, о полицейских. Сегодня утром мне позвонили из участка. Они считают, что в нас стреляли по ошибке. Неподалеку происходило ограбление, и в нашу машину угодило несколько случайных пуль.

Сара нервно сглотнула.

— Значит, они не станут расследовать это дело?

— Прямо так не сказали, но у меня сложилось впечатление, что они не собираются уделять этой стрельбе много внимания.

— А похищению?

— Они осмотрели склад, где, как ты утверждаешь, тебя держали три месяца. Ничего. Пустота, пыль и паутина. Судя по всему, склад заброшен уже много лет. Впрочем, детектив сказал, что будет продолжать расследование.

Кайл продолжил массаж — на этот раз пальцы его спустились немного ниже, за воротник. Сара досадливо тряхнула головой.

— Ты-то сам в это веришь? Станут они тратить время на чокнутую официантку с невероятной историей!

— Ну, он так прямо не говорит…

— Зато думает.

Сара готова была позвонить в полицию и выложить все, что знает, но понимала, что ничего хорошего из этого не выйдет. Все равно она не сможет привести полицию к организатору заговора и покушения.

— Мои люди кое-что разузнали о докторе Ширмане, — продолжал Кайл. — Он уехал на полгода в Южную Америку. Какой-то секретный проект. С ним даже по телефону не свяжешься.

— Очень удобно. Его босс, должно быть, надеется, что через полгода я буду уже мертва.

— Однако у доктора Ширмана здесь, в Лос-Анджелесе, дом. Он не женат, родных нет. Дом выставлен на продажу. Это значит, что сейчас он стоит пустой.

— И?..

— Почему бы нам не отправиться ночью к доктору в гости?

Это уже серьезно. Человек вроде Кайла Мак-кола не станет вламываться в чужой дом, не имея на то веских оснований.

— Ты, кажется, начинаешь мне верить?

— Может быть. Кое в чем.

Но по-прежнему ей не доверяет. И не скрывает этого. Что ж, взаимно — она тоже не намерена ему доверять!

Однако Сара все сильнее чувствовала, что отчаянно нуждается в союзнике. В друге. В том, кто будет доверять ей безоговорочно и всегда останется на ее стороне. И такой человек существует. Как только она останется одна, выкроит несколько минут, чтобы позвонить Тони.

Кайл сел перед Сарой на обтянутую кожей скамеечку. Теперь они оказались лицом к лицу. Глаза в глаза. Не то чтобы ее это очень волновало, но все же Сара предпочла бы, чтобы он пялился своими синими лазерами куда-нибудь еще.

— Знаешь, у меня свело ногу. Правую. Ты мне ее не разотрешь?

Кайл поставил ее ногу себе на колено, снял босоножку и принялся за дело. Сара откинулась на спинку кресла и невольно улыбнулась.

— Да вы, мистер Маккол, прирожденный массажист! У вас руки волшебника!

— Буду иметь в виду, если моя политическая карьера потерпит крах. — Сильные пальцы ритмично разминали ее ступню и лодыжку. — Кстати, ты уже думала о ребенке?

Ну вот, только-только расслабилась… Почему он вдруг заговорил о ребенке?

— Трудно о нем не думать.

Он удовлетворенно хмыкнул. Подумал немного. Затем снова хмыкнул — на этот раз как-то неуверенно.

— Собираешься рожать?

— Конечно!

Об ином пути Сара и не думала. Это не для нее. До сих пор она была одна на всем белом свете — если не считать Эйлин и Тони. Но теперь появился ребенок. Привязанность к нему выросла как-то вдруг, на пустом месте, но за три дня стала такой сильной и непреодолимой, что Сара уже и не понимала, как могла раньше обходиться без этой любви. Любви, не знающей пределов и ограничений. Ради этого ребенка она, если понадобится, без колебаний пожертвует жизнью. Но сейчас перед ней иная задача — выжить. Только так она сохранит жизнь своему малышу.

— И обстоятельства зачатия тебя не смущают?

В голосе Кайла слышалось не пустое любопытство. И не лукавство хитроумного заговорщика. Нет, в голосе и в глазах Кайла Маккола Сара прочла искреннюю тревогу о судьбе ребенка.

— Я противница абортов. Буду рожать.

— А потом? Когда он появится на свет?

Сара глубоко вздохнула.

— Дальше я пока не думала. Я ведь никогда не хотела иметь детей. Не хотела даже замуж выходить.

— Почему?

Обычно на подобные вопросы Сара отвечала коротко: «Не верю в семейное счастье», — и переводила разговор на другую тему. Обычно — но не в этот раз. Кайлу она решила рассказать о своем детстве. Может быть, когда отвратительная правда прозвучит вслух, оба они вспомнят, что у них нет ничего общего — и прекратится это странное, ни на что не похожее ощущение близости, смущающее Сару.

— Моя мать придерживалась распространенного убеждения: «Бьет — значит, любит». Отец издевался над ней как мог, а она все терпела. Еще в детстве я поклялась, что никогда ни одному мужчине не позволю меня унижать. И потом, ребенка я могу вырастить и одна. У меня отложено немного денег, да и государство помогает одиноким матерям.