Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Вот выдержка у девчонки», — между схватками подумала Алина и из гордости тоже перестала кричать.
И вдруг все бросили Алину и столпились у стола Маши. Забегали, примчались с уколом, поволокли капельницу. Раздался писк.
— Маша! — все повторяла акушерка. — Маша! У тебя сынок! Маша! Открой глазки!
А другая подошла и потрогала Машину шею:
— Все, девочки.
В этот момент Алина отчаянно заорала:
— Все! Рожаю! Суки проклятые! Подойдите! Кто-нибудь! Не бросайте меня — ааа!
К ней подскочила тетка в очках:
— Не ори! Ты что! Сейчас поглядим…Так. Давай! Работай! Тужься! А теперь стой! А то порвешься!
— Что вы делаете! — завыла Алина.
— Это не мы, это ребенок твой, — сказала акушерка.
И тут же из чрева Алины стал выдавливаться с нечеловеческой силой и безумной болью, а потом вылился, как огромный ком плотной горячей глины, ребенок.
— Мальчик, — сказала акушерка. — Посмотри.
— Не буду, — ответила Алина. — Уберите его.
— Но-но, мамаша, какая сердитая. Все пройдет. Будешь его любить больше жизни своей! Вон подружка-то твоя померла. Сироту оставила. Его некому будет к груди прислонить…
Детей унесли в соседнюю операционную, что-то с ними делали, дети пищали.
Привезли каталку, переложили на нее тело бедной Маши и увезли. Все.
И почему-то все ушли.
Алина встала как безумная, схватила свою окровавленную пеленку, прикрылась, собралась бежать, чтобы больше никогда не вспоминать об этом ужасе.
Ее ребенок попадет в детский дом и будет жить жизнью сироты. А ребенок умершей Маши поедет в Хандию и будет жить как царь.
Почему это другим везет — и семья, и заграница, и еда, и деньги, — а ей никогда не везло!
Алина, заливаясь кровью, шатаясь, пошла в соседнюю палату к лежащим под кварцевой лампой детишкам.
У них у каждого были разложены заранее приготовленные по два браслетика с именем и фамилией матери.
Вот — Алина Речкина, мальчик.
Вот — Мария Серцова, мальчик.
Алина, не глядя на детей, взяла и поменяла местами браслетики.
В коридоре загалдели, застучали: шли акушерки.
Алина вскарабкалась на свой родильный стол.
— Что это, все в крови! — заорали. — Весь пол! Ты, что ли, вставала?
— Вставала посмотреть, — ответила Алина, трясясь от холода.
— А! — сказала акушерка. — Забрало за живое! Все-таки решила, мамочка, взглянуть на ненаглядного. Разобрала, где твой? Справа!
— Да, — стуча зубами, отвечала Алина.
— Ну, — сказала очкастая акушерка, — теперь будешь кормить и любить. Мама, которая посмотрела на своего ребенка, от него уже не откажется. А уж грудью покормишь — все, рабыня на всю жизнь. Поехали.
Медсестра ушла к новорожденным, может быть, стала повязывать им браслетики с именами матерей. И эти браслетики определят всю их жизнь, да.
Алину повезли и оставили в каком-то темном месте под лестницей.
— Лежи, — сказала акушерка. — за тобой придут.
Несколько часов Алина провела в этом закутке под простынкой, дрожа от холода. Один только раз мимо прошла медсестра, подняла простыню:
— Если сильное кровотечение будет, следи!
Уже совсем стемнело, когда Алину повезли на лифте наверх и выгрузили в палате.
Принесли тарелку горячего супа.
Алина с жадностью выхлебала его. Маленькое счастье.
Сергей Серцов все уже приготовил к возвращению Маши с ребенком из роддома.
Вылизал квартиру, которую они с Машей снимали вот уже год, коляску подарили сослуживцы сразу же, как только он отвез Машу в роддом. Немножко поспешили, вроде бы не полагается.
Но Сергей, когда ему сказали, что Машу повезли рожать, не выдержал напряжения и устроил для всего отдела маленький праздник, и ему тут же прикатили коляску, которая хранилась в подсобке.
Вечером, когда все ушли, он имел свой обычный сеанс секса, наспех, с секретаршей начальника Лариской, потом проводил ее, дав денег на такси, затем забрал из подсобки коляску и в сложенном виде повез на метро.
На следующее утро Сергей, невыспавшийся, опять побежал в роддом с бульоном в банке, послал продукты и записку и застыл у окна в ожидании ответа.
Через десять минут он выскочил на улицу, его начало рвать прямо у подъезда…
Потом он оказался на работе. Бабы сразу сообразили, что Сергей не в себе.
— Случилось чего?
— Да осложнения после родов, — отвечал Сергей.
— Родила? Кого?
Все кинулись поздравлять, побежали за вином, за тортом опять.
Бабы стали рассказывать друг другу, как протекало это дело в их собственном случае.
Потом пригляделись к Сергею и хотели отправить его домой, но он сказал, что поработает.
Вроде бы стал разбирать документы. Проблем накопилось выше головы, и все надо было решать самому. Но мыслей в голове не было никаких.
Надо было растаможивать крупную партию медикаментов из Хандии, но существовали какие-то проблемы со сроком годности.
Как всегда с этой фирмой «Ортена»…
В комнату зашел начальник, Виктор Николаевич:
— Ну, что стряслось? Я вижу по лицу.
Доложили уже ему.
— Зайди.
Зашел.
— Что с тобой?
— Да вот… Маша скончалась, — сказал Сергей, захлебнувшись.
— Когда?
— Ночью. Во время родов.
— Ах ты господи… Сочувствую, Сергей. А ребенок?
— Ребенок… Мальчик жив.
— Ну поздравляю тем не менее. Иди-ка домой.
— Нет, — возразил Сергей. — Тут опять с Ортеной вопросы.
— Да нет вопросов. Щукин тут звонил. Все опять решится так же. Иди.
— А катетеры просроченные? Сколько рекламаций из больниц? Что трескаются прямо в руках?
— Говорю тебе, Щукин звонил. Все. Будем принимать с этими сроками. А то придется такую неустойку платить, сам знаешь…
— Да. Хотели мы с Машей ехать в Хандию и там все контракты переделывать… Да. Маша была в курсе. Выучила ирду почти что.
— Да… Мне тоже хотелось переломить ситуацию… Специально же я тебя к этому готовил… Фирма «Кама» тебя ждет, господин Прадеш звонил только что.
— Теперь уж я не поеду, — сказал Сергей. — Что уж. Теперь от Щукина поедет представителем этот… как его… Мотев.