Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А, может, задумывались.
Во всяком случае, помню, как однажды Петя Габбеличев спросил Гришу Керчина:
– Ты боишься смерти?
– Нет, – ответил Григорий.
– Почему?
– Потому, что когда она придет – меня уже не будет…Выходит так, что мы, люди, мало, что знаем о смерти. Утешает лишь то, что о жизни мы знаем еще меньше…
…А еще совсем не давно, для меня, сегодняшнее утро – было всего лишь почти обычным утром.
Таким же далеким от реальности, как и я сам.
Впрочем, мы живем в стране, где есть еще более далекие от реальности реальные люди……Однажды, по службе, мне пришлось разговаривать с заместителем министра, и тот, демонстрируя постперестроечный демократизм, задушевно положив мне свою замминистрскую руку на плечо – при этом я явно почувствовал, что душа у зама где-то в плечах – сказал.
Сказал тоном, не допускающим сомнений в том, что он, как замминистра, допускает сомнения в моей юношеской зрелости:
– Вы, поэты, так далеки от реальности, – на это, я промолчал, но про себя, в ответ допустил сомнение в том, кто именно дальше от реальности – поэты или заместители министров?Наверное, оттого, я все-таки не удержался и схамил замминистру, уверенному в том, что он ближе к жизни, чем поэты.
Я просто спросил:
– Сколько, по-вашему, стоит батон хлеба в магазине?
– Э-э… – прозвучал задумчивый ответ, выдававший невероятную по напряженности, работу памяти…Этот заместитель министра был, наверняка, не плохим человеком, а может, мне просто, по-обывательски, хочется, чтобы кто-нибудь в правительстве таким был, и вся его беда – да беда ли это для чиновника? – заключалась в том, что он думал, что народом легко управлять.
Но народом трудно управлять по двум причинам: в народе и глупых, и умных больше чем во власти.
Хотя бы – чисто арифметически.
И хоть кто-нибудь в народе из умных – умнее, чем правительство, а из глупых – глупее. Чтобы мы о правительстве не говорили, и чтобы правительство не думало о нас.
И дай нам обоим Бог мудрости, чтобы избежать крайностей.…Впрочем, первое из вспомненного мною сейчас, произошло несколько позже, а второе – несколько раньше того, как я подумал о том, что в мире полно омерзительных вещей, и вид вчерашнего, глубокого застолья стоит в этом ряду явно не на последнем месте.
Впрочем, когда я посмотрел на Гришино лицо, я примерился с мятой скатертью.
Но только с ней.
Я, вообще-то не слишком восприимчив к мелочам – меня смущает хаос в целом.
Оставалось утешаться тем, что каждый день чреват завтрашним.
Хотя и это – слабое утешение.По тому, как мои мысли прыгали по ступенькам, я без труда оценил выпитое вчера. Хорошо, что среди нас оказался человек разумный ко времени.
Ко времени неразумных итак было достаточно много – целых двое.
Я и Гриша.
А Петр, просто спросил:
– Похмелитесь?
– Нет, – твердо ответил я. Я ведь помнил слова Петра.
Как-то он мне рассказывал о том, как самоанализом дошел до того, что понял – кто склонен к алкоголизму:
«Напиться может каждый человек.
Но если человек не алкоголик, он на следующий день на выпивку он смотреть не может.
А алкоголику нужно опохмелиться».
Потому-то я и ответил Петру твердо.
И лишь потом добавил к своему ответу:
– А, что – есть?
– Отложил я вам пол бутылки, – Петр при этом вздохнул.
И я из солидарности вздохнут тоже.
За Григорием, в этот момент я не наблюдал, но, кажется, солидарный вздох раздался и с его стороны.
– Выпейте. Головы вам сейчас понадобятся ясные.
– Зачем? – поострил немного я, но в этот момент встретился глазами с Петром.
И понял, что пока мы с Гришей пили водку, что-то произошло.– Говори, что случилось? – я присел на край стола, и он показался мне очень устойчивым.
Петр молчал. Наверное, он просто не знал с чего начать.
– Если не можешь придумать, что сказать – говори правду, – Григорий встал рядом со мной, а через несколько секунд мы в первый раз услышали слово «гепатит»…И почувствовали то, как часто душа оказывается в шутах у судьбы…
…Мы решили, что ехать к Олесе – ее адрес был Григория в записной книжке – должен я, как самый молодой.
И, видимо, близкий ей по возрасту.
Правда, я немного поупирался, говоря, что съездить к девушке Василия можно и завтра.
Откладывать на завтра то, что нужно делать сегодня, может позволить себе только тот, кто не задумывается о том, что завтрашний день может принести свои собственные беды……Так и вышло, что оказался в ее доме, на ее, так сказать, территории и задумался о том, что могло свести эту совсем молодую девчонку, явно не из прибогемного кордебалета, с уже спивающим художником?..
Наверное, я не патриот, потому, что никогда не объединяю свои проблемы с проблемами страны.
И никогда не списываю одни, на счет других.
Спасали Ваську, и мне было плевать на то, что Россия пила всегда.
Еще по дороге из Калуги, я поделился этой мыслью с Петром.
– Конечно, – ответил он, – Тем более, что это не правда.
– …В тысяча девятьсот тринадцатом году, Россия не только делила с Исландией последнее место в Европе по количеству спиртного на душу населения, но еще и боролась с пьянством.
Пить россияне начали в конце пятидесятых, когда власть не знала, что делать: утопить страну в кризисах или в крови – и решила утопить кризисы в водке.
Объем производимой водки увеличился в восемь раз, а потом, чтобы оправдать это, интеллигенции была вброшена утка про то, что Россия пила всегда, – Петр говорил спокойно, словно читая лекцию в обществе «Знание», а я, поначалу, думал: «Откуда он все это знает?»
А потом – о том, почему всего этого, не знаю я сам?..…С самого просыпанья мои мысли прыгали вразнобой, как овцы на зеленой лужайке, не задумываясь о том, что им откуда-нибудь может грозить опасность.
И само слово «гепатит» дошло до меня, словно судно со сломанным рулем, пробирающееся сквозь каменные гряды в туман.
Не в шторм, а именно в туман.
И судно под названием «гепатит» очень долго, почти неумело, подходило к причалу с именем Вася Никитин.
Но когда эти два явления на несчастный конец сошлись, хмель как ветром сдуло.
– Так, – проговорил я. Как будто, мне оставалось сказать что-нибудь другое.
Хотя другое было. Более важное, в данный момент.