В годы наполеоновских войн трубы стали коллективной наградой — в основном для полков кавалерии и артиллерийских рот. Награждали серебряными трубами и Георгиевскими (с крестом, Георгиевскими лентами и кистями, с выгравированными памятными надписями). Эти трубы были не только музыкальными инструментами, но и настоящими произведениями искусства. Комиссариатскому департаменту изготовление одной такой трубы обходилось в 100 рублей. Делали их в Санкт-Петербурге два мастера: Костылев и Поммо.

В учебном эскадроне в столице кандидатов в трубачи отбирали строго: рост, внешность, музыкальные данные (слух, чувство ритма). Учителю полагалось довольно высокое жалованье — 300 рублей в год. Но трубач должен был не только хорошо играть, но и отлично ездить верхом: ему приходилось на полном скаку извлекать звуки из своего инструмента. Овладев этими навыками, солдаты становились профессионалами и служили в трубачах годами. В полках принимали в трубачи и простых музыкантов, а потом учили их верховой езде.

Например, в Александрийском гусарском полку штаб-трубачом был Петр Федорович Павловский, «из вольноопределяющихся польского местечка Богуславля, греческого вероисповедания». Он поступил в полк в 1791 году трубачом в возрасте 13 лет. За примерное поведение и знание русской грамоты Павловский вскоре был назначен штаб-трубачом. В городе Александрия он женился на купеческой дочери Татьяне Авриновой, детей не имел, а его жена жила вместе с ним при полку. Более двадцати лет пробыл Петр Федорович в этой должности. Последний раз его фамилия встречается в списках полка в 1815 году.

Штатное расписание 1802 и 1810 годов предусматривало в составе унтер-офицерского корпуса места для дворян: 10 юнкеров и портупей-юнкеров. При поступлении в полк они должны были «для познания службы» три месяца служить рядовыми, но носить при этом унтер-офицерский мундир. Право на производство в офицеры юнкера имели, согласно положению Устава, только после трехлетней выслуги.

При этом никаких скидок молодым дворянам, надевшим мундир нижнего чина, не делали. Их заставляли исполнять все обязанности наравне с другими солдатами.

«Здесь я ничем не отличался от любого кирасира, и моих сил едва хватало на то, чтобы переносить все эти трудности, — вспоминал Иоганн фон Дрейлинг, дворянин Курляндской губернии, в возрасте 15 лет поступивший юнкером в Малороссийский кирасирский полк в декабре 1808 года. — Нечего было надеяться на помощь какого-нибудь солдата, всякую работу мне приходилось выполнять самому. Ежедневные строевые учения с утра до вечера, еженедельные смотры, частые караулы, уборка лошади, чистка сбруи и амуниции, ежедневно употреблявшихся и ежедневно пачкавшихся, — все это да еще ответственность по службе требовали неимоверных сил и выносливости. Целый день мы не снимали мундиров. Ночью в палатке, при свете свечи нужно было готовить все к следующему дню; четыре, самое большое пять часов удавалось выгадать для сна, а тут еще ночные сентябрьские морозы и скудная солдатская пища! Здесь мне пришлось самому и белье стирать в ближайшей речке…»

Вместе с фон Дрейлингом в юнкерах служили и другие дворяне: Иогансон, Меркулов, Макаренко, Татаринов, Шаталов, Кошевой, и все они числились в этом чине более пяти лет. Шеф полка генерал-майор Дука часто ругал их за всевозможные упущения по службе. Дрейлинг «верой и правдой нес тяжелое ярмо унтер-офицерской службы». Своей старательностью он заслужил одобрение начальства и в отличие от других юнкеров был произведен в первый офицерский чин уже через два с половиной года.

По документам некоторых легко-кавалерийских полков видно, что чин юнкера и портупей-юнкера стоял выше вахмистрского и был одной из ступеней служебной лестницы, ведущей к производству в офицеры не только для молодых российских дворян, но и людей иных сословий.

В январе 1812 года шеф Польского уланского полка генерал-майор П. Д. Коховский представил на утверждение императора список портупей-юнкеров своего полка, «достойных к производству в офицеры». В нем фигурировало девять фамилий. Это были сослуживцы Н. А. Дуровой, вместе с ней воевавшие с французами под Гутштадтом, Гейльсбергом и Фридландом. Трое из них начинали службу «товарищами» почти одновременно с «кавалерист-девицей» — в 1806–1807 годах (остальные гораздо раньше). Но если Надежда Андреевна по воле государя уже пятый год служила корнетом, то бывшие ее однополчане лишь теперь удостаивались к производству в первый офицерский чин.

Так, вместе с Дуровой «товарищем» в Польский полк поступил Карл Иванович Маркевич, «из польского шляхетства Волынской губернии Луцкого уезда, за отцом его крестьян не имеется, доказательств о дворянстве не представил». В «товарищах» он пробыл с марта 1807-го по март 1809 года, затем стал унтер-офицером и в июле 1811 года — портупей-юнкером. Василий Осипович Горецкий, «из польского шляхетства Витебской губернии Полоцкого уезда, крестьян за его отцом не имеется, доказательств о дворянстве не представил», пришел в полк на полгода раньше Дуровой — в сентябре 1806-го. Унтер-офицером стал в 1809-м, вахмистром — в 1810-м, портупей-юнкером — в июле 1811 года. Иван Томашевич Гергилевич, «из польского шляхетства Австрийской короны Львовской губернии Замостского уезда, за отцом его крестьян не имеется, доказательств о дворянстве не представил», пришел в полк в начале 1806 года «товарищем», в унтер-офицеры был произведен в марте 1809 года, в портупей-юнкеры — в январе 1811 года. В отличие от Маркевича и Горецкого, Гергилевич умел читать и писать по-русски, по-польски и по латыни. Но такое широкое образование не помогло ему сделать карьеру в уланах. Недаром авторы павловского Устава вскользь замечали в одном из параграфов, что «способность только к письменным делам… в сравнении со службою во фрунте есть совсем побочное дело…»

Если с рядовыми, унтер-офицерами, трубачами и юнкерами эпохи Александра I наши современники, можно сказать, совершенно незнакомы, то об офицерах гусарских и уланских полков они все-таки кое-что знают, прежде всего благодаря русской художественной литературе. Великие наши классики А. С. Пушкин и М. Ю. Лермонтов не раз выбирали их героями своих произведений и не скупились на красочные описания этих персонажей.

«Вы знаете, — продолжал Сильвио, — что я служил в*** гусарском полку. Характер мой вам известен: я привык первенствовать, но смолоду это было во мне страстию. В наше время буйство было в моде: я был первым буяном по армии. Мы хвастались пьянством: я перепил славного Бурцова, воспетого Денисом Давыдовым. Дуэли в нашем полку случались поминутно: я на всех бывал или свидетелем, или действующим лицом. Товарищи меня обожали, а полковые командиры, поминутно сменяемые, смотрели на меня, как на необходимое зло…»

Сильвио, главный герой пушкинской повести «Выстрел», вызывает на дуэль однополчанина, но не стреляет в него, а оставляет выстрел за собой, ожидая более подходящей ситуации. Ему хочется унизить своего противника, увидеть его испуганным и жалким. Что же касается рассказа Сильвио о его армейской жизни («поминутные» дуэли между однополчанами, «поминутно» сменяемые полковые командиры), то все это — самая обыкновенная ложь, и читатели Пушкина знали об этом, отчего характер персонажа приобретал весьма неприглядные черты.