- Игра слов... - Антон махнул рукой.

Колодки тормозов неожиданно скрипнули.

- Тро-га-ем-ся! - пропела Пятых. - Садитесь!

Денисов и Сабодаш прошли в служебку. Здесь было прохладнее, окно завешено мокрым одеялом. Рядом с распределительным щитом висел отрывной календарь. Денисов заглянул в него:

"Какой длинный день!.." Было от чего прийти в восторг.

- Пассажир так и не появился, - сказала проводница.

- Пригласите, пожалуйста, двух человек. Лучше тех, при которых осматривали купе, - Антон освободил угол стола.

- Бегу...

Он поднял штору - свет затопил служебку. Через минуту проводница уже возвращалась с понятыми.

- Разбудили вас?

- Ничего.

Денисов выложил на стол с десяток паспортов и профсоюзных билетов, собранных на время в других вагонах.

- Мы предъявим несколько фотографий. Может, проводница опознает пассажира, который исчез из купе. Правда, фотографии с документами владельцев. Фотоальбома, к сожалению, нет. Начинайте, только внимательно.

Пятых заулыбалась, словно Денисов предложил ей участвовать в забавной игре.

- Не то, не то... - она пальцем отбрасывала документы, почти не всматриваясь.

- Медленнее, - попросил Антон.

- Хоть час смотри, если не они! - Пятых одернула волнистые края юбки. - Этот похож, а подбородок? Здесь губа!

Антон с самого начала знал, что ничего путного не будет.

- Нос картошкой... Постойте! - Она замолчала. - Люди! То ж они!

Денисов отложил другие документы.

- Как вы узнали?

- Брови, расставленные глаза.

- Что брови?

- Углом, домиком!

Перед Пятых лежал профсоюзный билет Голея.

- Вот так номер! - сказал Антон. - Значит, он ехал с вами?

Пока Сабодаш писал протокол, Денисов вглядывался в фотографию: широко расставленные с сильным боковым зрением глаза погибшего, хитроватое лицо, казалось, несли одно обращенное внутрь слово: "Молчи!"

- Вам показали убитого? - спросил Денисов.

- В Ожерелье девочки ходили смотреть.

- А вы?

- Вот еще! Страсть такая! - Она снова одернула юбку. - И кулон с цепкой бросил... - Она имела в виду изделия Бронницкой ювелирной фабрики, оставленные в портфеле. - А не доехал!

"Что за тайна в странном поведении Голея..." - подумал Денисов.

Антон закончил протокол, дал понятым подписать.

- Спасибо, все свободны.

Опознание Голея, казалось, должно было вызвать новые вопросы, потребовать уточнений. Пятых приготовилась отвечать, поправила пилотку. Однако спрашивать было не о чем...

- А вообще в вагоне было все в порядке?

- Не поняла...

- Шум, скандал?

- Нет!

- Как со светом?

- Отъехали от Москвы - пробки полетели. Сбегала за электромехаником поправил...

- В одиннадцатом еще горел свет?

- Везде горел.

- Билет... - он едва не упустил. - На двадцать третье место.

Пятых достала "кассу".

Билет Голея оказался старого образца со штампом "Комиссионный сбор 50 коп.", купленный в кассе, не подключенной к системе "Экспресс". Таких касс на дороге оставалось немало.

6

- Вы спросили, какое впечатление произвел Голей, - Вохмянин остановился в проеме двери. - Трудный вопрос. Вроде того: имеет ли электрон собственную массу или масса его поля и есть собственная... - Он достал взглядом до столика, где лежали телеграммы, и снова посмотрел на Денисова. - Не помешал?

- Нисколько, - хотя заведующий лабораторией появился не вовремя.

- "Мы" - в большей мере то, что нас окружает. Друзья, близкие, наше прошлое. Масса нашего поля. Она и есть наша собственная масса. В последнее время меня это все больше интересует. - Он по-прежнему не расставался с незажженной холодной трубкой.

- Теория поля? - спросил Антон.

- Психология, состояние личности.

- Смотря что в данном случае считать массой, - Сабодаш приготовился возражать.

На столике лежали знаменитые картофелины из Иконоковки, их принесла Суркова.

- ...Реальность поведения... - Вохмянин затянулся воображаемым дымом из трубки. - Голей показался мне личностью. - Он ограничился общей постановкой вопроса.

Спор утих, не успев разгореться. Вохмянин обратил внимание на полиэтиленовый пакет с телеграфным бланком, лежавший на столике. Бланк не отослали, потому что осматривавший купе эксперт обнаружил лишь мазки, непригодные для идентификации.

- Кто, по-вашему, мог принести бланк в купе? - Денисов показал на пакет. - Вы видели его раньше?

- У Николая Алексеевича.

- Вкупе?

- У касс... - Вохмянин отвечал неуверенно. Он по-прежнему держался своей версии о том, что прилетел в Москву не двадцать третьего, а двадцать четвертого. - И в купе. Когда сидели...

Денисов повернул бланк, показал написанные карандашом цифры: 342.

- Это, наверное, рука Голея?

Вохмянин сжал холодную трубку:

- Не знаю... Между прочим! Может вас заинтересовать: сквозь сон я отчетливо слышал, как Ратц разговаривал...

- Вкупе?

- Причем довольно долго.

- О чем?

- Не знаю. Вот я что думаю: в себе ли он?

- Может, кто-то входил в купе... - Антон недоговорил.

В окно ударил вихрь пыли. Совсем рядом замелькали тамбурные площадки встречного поезда. По голубым поручням Денисов узнал фирменный "Саратов" "Голубое на зеленом". Оба локомотива на несколько секунд словно удвоили мощности. Стучали колеса. Наконец раздался последний стук - дополнительный будто выскочил из тоннеля. Скорость его сразу упала.

Бохмянин поднялся.

- Откуда ваша фамилия? - поинтересовался Сабодаш. - "Вохмянин".

- Вохма, - завлабораторией сунул трубку в карман. - Река есть, берет начало в Северных Увалах.

- А я с Алтая, - Антон помахал газетой, как веером. - Там у нас какие реки? Катунь, Бухтарма, Бия да Чуя. Озер много... - Он достал папиросу. Как отпуск, на Алтае меня уже ждут. Что ни старик там, то личность.

- Вы не в том плане...

- Шучу.

С Денисовым Вохмянин простился дружески.