Нет!.. Так дальше нельзя. Нужно встретится с ней в реале и все объяснить.

Ева должна принадлежать только ему.

@

С Ириной он встретился в чебуречной, напротив ее дома. Сестрица сидела за покоцанным столиком и быстро писала что-то в телефоне.

«Опять кого-то подцепила, — подумал Пашок, — как только почует запах бабок, ляжет под него с легкостью, и начнется новая песня».

— Ну чё, новенького словила? — Не снимая куртку, он сел напротив.

— А тебе что за дело? — Ирка вскинула накрашенные синей тушью ресницы. — Ну, что скажешь, Казанова? Пашок достал мятую зеленую купюру, разгладил ее и положил на середину стола.

— Поня-я-я-тно, — насмешливо протянула сестрица, — значит, я была права. Втюрился? Правильно мамка говорила: «Пропадет наш Пашок! Влюбчивый он». Чего молчишь, влюбчивый ты мой? — Пашок сидел, упрямо сжав губы. Сеструха без зазрения совести сгребла деньги и сунула в сумку. — Сказать нечего, да? Или, может, я виновата в том, что эта сука тебя развела? Когда шесть тыщ мне вернешь?

— С получки, не боись. Она хороший человек в отличие от тебя — добрый и… талантливый. Ясно? А ты так и будешь спать с кем попало.

— Вот оно что! О-хре-неть! Я?! Да на ней самой пробы негде ставить! Ты бы пригляделся. Порядочные девушки не выставляют свои фотки на всеобщее обозрение.

— Ладно, хватит.

— Нет, не хватит! В реале решил с ней покувыркаться? — Ирка хрипло рассмеялась.

— Тебе что за дело?

— Ничего у тебя не получится, братик. Даже не надейся.

— Это почему еще?

— Потому что, как только пойму, что ты с ней мутишь, шепну ей, скольких баб ты развел в Сети… и что красная цена ей — сто баксов. Ясно?

Вот сейчас он готов был ее убить, раскроить голову так, чтобы мозги разлетелись по стенам… Но он сдержался и, опустив глаза, прошептал:

— Ясно.

— Это я, конечно, продешевила… — не унималась Ирка, — денег пожалела. Думала, тебе раз плюнуть — влюбить ее… А ты… — Она усмехнулась, раздув ноздри. — Слабачок ты.

Его телефон вдруг ожил сигналом сообщения. Пашок точно знал, что это Ева. У-ууу… как же не вовремя.

— Какая же ты тварь, Ирка! Уродливая тварюга. Не будет тебе счастья! Вот посмотришь!

— Я?! — взревела она, побагровев. — Я — тварь, я — уродина?! Да ты на себя посмотри! — Ирка достала зеркало и сунула Пашку под нос.

Он выбил его, и зеркальце разлетелось вдребезги.

— Сволочь, — прошипела сестрица, поднимаясь. — Заплатишь за меня. И завтра чтоб шесть тысяч принес. Понял?

— Да пошла ты… — коротко бросил он.

Ирка хотела еще что-то добавить, открыв ярко накрашенный рот, но потом плюнула и помчалась к выходу. Пашок уставился на телефон, и тот откликнулся вторым сообщением. На экране появились первые строчки: «Я почему-то подумала, что близкие люди не способны друг другу лгать. Это, должно быть, хуже смерти, Близнец. Я испытала какое-то непонятное беспокойство, словно внутри меня что-то оборвалось. Странно, но такое же ощущение было, когда…»

Он не дыша открыл следующую страницу:

«Прости. Это я под впечатлением от общения с одним замечательным художником и НАСТОЯЩИМ ЧЕЛОВЕКОМ. Придешь сегодня?»

Пашок почувствовал головокружение. С висков мелкой свинцовой крошкой оседала муть, скапливаясь под языком тяжелым комом. Ему срочно понадобился воздух, и он махнул рукой официантке. Неопрятного вида тетка принесла жеваный листок в жирных пятнах и встала за его спиной. На чеке корявыми буквами было выписано: «Чай — 80 рублей». Пашок вздохнул и полез за деньгами. У него оставалось несколько мелких купюр и мелочь. Еще не хватало, чтобы эти убогие навешали ему лещей за неоплаченный счет. Он перевел дух — денег хватило. Официантка висела над ним, презрительно ухмыляясь.

— Чё лыбишься, сука прыщавая? Тебя тоже, кроме бабла, ничего не интересует? — выкрикнул он, зафиксировав краем глаза, как из-за стойки высунулся потный лупоглазый кавказец. Злость впрыскивала в каждую клетку адреналин, ее было столько, что хватило бы на свору таких вот тупых хомяков.

Его, конечно, выкинули, пригрозив вызвать полицию.

Он сел на ступеньки соседней забегаловки и, отдышавшись, выплюнул прямо в спешащую московскую суету:

— Пошли вы все… все! Ур-р-роды… быдло… Ненавижу вас…

На следующий день он закрыл страницу «Face Off».

Исчезновение Близнеца поставило меня в тупик своей внезапностью. Напрасно я ждала его, не выключая компьютер сутками. Вначале переживала, подозревая нехорошее, даже фатальное, а потом растерялась. Я успела привыкнуть к нему. В любом случае, некомфортно и больно чувствовать себя брошенной, пусть это и случилось в другом мире и с другим привкусом — какая разница! Страдания ощутимы, где бы ты ни находился. Я хотела бы ему помочь. Но как? Страшно сказать, я не знала даже, как его зовут.

Впечатления от общения с этим человеком переполняли меня, цепляясь за сознание и мешая жить дальше. Думая о нем беспрестанно, я уверяла себя — ничего плохого с ним не случилось, слишком уж светлый он человек, просто уставший от непонимания окружающих, изнурительной работы и ответственности… Близнец ушел, ничего не пообещав и не попросив взамен, полный несбывшихся надежд и веры в лучшее. Мысленно я желала ему счастья.

@

Почтовый сервис выкинул два письма, перевязанных голубыми ленточками, одно от Алмазова, другое — официальное приглашение на закрытую выставку-аукцион.

Алмазов довольно живописно расписывал участников экспозиции постмодернизма в новой, только что открывшейся галерее современного искусства. Некий таинственный холдинг, по его словам, организовал выставку работ трансавангарда — явление редкое, даже для избалованных столичных гурманов. Далее настроение его письма изменилось — красным жирным шрифтом с гигантским межстрочным интервалом Авдей взвывал к моему сознанию. «Ева, — писал он, — ты обязана (подчеркнуто) прийти на эту несчастную выставку, потому как там болтаются ДВЕ ТВОИ работы, неопознанные мной! Я лично держал в руках каталог, в котором белым по черному написано: L'Ange cine'tique / „Кинетический ангел“, автор Дарецкая Е. Ю. и L'obe'issance de Velesou / „Повиновение Велесу“, автор, между прочим, тот же!» Завершалось его гневное послание возмущенными восклицательными знаками. Я рассмеялась — мой агент в очередной раз удивил огненным темпераментом, полыхавшим вечным денежным эквивалентом. «Ева! — взвывал он к моему сознанию в постскриптуме. — Я пребываю в тяжелейшем шоке. КАКИМ образом эти две работы могли прошмыгнуть мимо меня? И ПОЧЕМУ я не знаю о них ровным счетом НИЧЕГО?!! Ответь на эти вопросы, иначе…» В конце он угрожал неминуемой расправой, если сию же минуту не получит ответа. Расправа — это а) немедленная встреча и б) выяснение отношений между ним, агентом, и мной, его нанимателем. Кошмар, только склоки не хватало!