– А меня ведь психологи приглашали на следующий тур! – похвастался Столыпин. – Но я в последний момент решил, что это будет неэтично.

Великая княжна улыбнулась.

– Знаешь, Сеня, не нахожу в этом ничего неэтичного! Я тебя неплохо знаю… Кстати, что бы ты ответил на вопрос «почему вы решили участвовать в конкурсе»?

– Это просто, – развел руками Столыпин. – Я безумно люблю семью Романовых, и это единственный шанс для меня стать ее частью. Мамочка будет очень довольна… Ну и, честно говоря, у меня масса оригинальных планов для принца-консорта, а кто лучше всего их претворит в жизнь? Конечно, я сам!

– А вот это действительно откровенно, – кивнула Екатерина. – И потом, приятно будет увидеть знакомое лицо среди кандидатов. Ты и так уже почти что часть нашей семьи. Итак, Семен, поздравляю… – Она взяла список кандидатов и уверенной рукой вписала туда фамилию «Столыпин». – …Ты в финале! Готовься к необычному лету в Царском Селе!

Мелисса сидела на корточках под гигантским столом в Большом зале Екатерининского дворца и обливалась потом.

Черт побери, этот понедельник выдался совсем не таким, как она планировала. Вместо того, чтобы тихо-мирно готовиться к завтрашнему совещанию Совета министров, Мелисса вынуждена была бросить все на своего заместителя и примчаться сюда, в Царское Село, на вакуумном трамвае. А от этой скорости – шестьсот километров в час (даже пробка из нагретой бутылки шампанского вылетает в шесть раз медленнее!) – у нее всегда голова болела и в глазах двоилось.

Сначала-то она хотела доверить мелкое пакостничество своему протеже, графу Вяземскому, но за ним весь день хвостом ходила камера. Пришлось опять все брать в свои руки. Тайком сбежала от своего телохранителя, закодировала камеры видеонаблюдения Екатерининского. Простая команда «Фрост-фрост-волчий хвост! Раз-два-три, картинка замри!» позволяла на некоторое время заморозить изображение, которое камеры посылали на сервер дворца, и обмануть не слишком внимательную охрану у мониторов. Мелисса изредка пользовалась этой командой во время проведения особо секретных переговоров в своем кабинете – в частности, когда к ней заглядывал Вяземский.

Черт, ноги совсем затекли.

– Пупочкин! Где этот проклятущий Пупочкин, кто-нибудь вообще в курсе? – заорали прямо рядом с ней.

Из-под длинной белой скатерти Мелисса видела только грязные коричневые ботинки на толстой рифленой подошве.

– Пупочкин!

– Кто видел Пупочкина?

– Вызовите главного осветителя! – отозвались множественные голоса за пределами видимости кукующей под столом Мелиссы.

Мышцы ног премьер-министра горели, как шапка на воре. Стараясь не производить заметного шума, Мелисса с осторожностью сапера сняла свои зеленые замшевые туфли на десятисантиметровых каблуках и медленно села на самую устойчивую часть своего тела, облаченного сегодня в лимонно-желтый костюм. Дерзким в костюме был не только цвет, но и покрой: не каждый премьер-министр может позволить себе носить шорты на работу.

И не каждый премьер-министр вовремя сообразит забраться под стол, чтобы не быть застуканным на месте преступления.

Под столом было до крайности мало места: Мелиссу со всех сторон окружали металлические контейнеры с острыми углами. Некоторые из них были очень горячими, а другие, наоборот, обжигали холодом. Все они жили какой-то своей жизнью: шипели, щелкали, бурлили, постукивали. От каждого отходили разноцветные проводки, переплетавшиеся под столешницей наподобие ниток в оренбургском пуховом платке.

Судя по крикам, поднявшимся в районе дверей, Пупочкина наконец нашли и притащили в зал.

– Что? Что это такое? – грозно вопрошал обладатель грязных ботинок. – Это кто так поставил прожекторы? Макака неразумная? Или, может, хомячок какой сюда прокрался?

– А в чем, собственно, дело? Что конкретно вас не устраивает? – довольно невнятно защищался невидимый Мелиссе Пупочкин, явно что-то дожевывая.

– Ха! Что меня не устраивает! – язвительно рассмеялся грязноботиночный. – Да все, все не устраивает! Ты, Пупочкин, осмотрись! Гляди не на пирожок свой, а вокруг! Что ты видишь?

– Ну прожекторы вижу, – индифферентно ответил Пупочкин.

– Так, еще что?

– Ну еще зеркала.

– Вот! Вот, Пупочкин! Ключевое слово – «зеркала»! Твои прожекторы отражаются во всех зеркалах. Грязь в кадре! Грязь чистой воды!

– Стоило из-за этого меня от обеда отрывать, – буркнул Пупочкин. – Мог спокойно пирожок доесть.

– Нет, вы посмотрите на него! – ахнул грязноботиночный. – Об утробе своей ненасытной только и думает. Ты мне это бельмо на ножке из кадра убери!

– Вообще-то я уже старался их убрать, – с достоинством отвечал Пупочкин. – Вообще-то я на расстановку этих прожекторов целое утро убил. Еле успел на обед. Я ж не виноват, что здесь сплошные зеркала! Это вы синьору Растрелли претензии предъявляйте, а не мне. Это он такие тоненькие простеночки придумал.

Пока грязноботиночный препирался с осветителем, Мелисса, маневрируя между контейнерами, тихо подползла к самому краю скатерти и одним накрашенным глазом выглянула наружу. Из-за пресловутых зеркал казалось, что телевизионщиков здесь примерно столько же, сколько муравьев в муравейнике. Но сейчас все они скопились возле входных дверей, на обеденный стол никто внимания не обращал. Впрочем, Большой зал был и вправду таким большим – восемьсот квадратных метров, – что в его бескрайних витиевато-золоченых просторах хороший, серьезный стол размером со среднюю столовую просто-напросто терялся.

Пора было действовать.

Мелисса по-пластунски выбралась из-под скатерти, в последний момент зацепившись-таки ступней за горячущий контейнер. Сверху, с расписного плафона «Триумф России», на премьер-министра укоряюще смотрела пухлая тетенька в довольно фривольных одеяниях, олицетворяющая Империю. Тетенька-Россия беззаботно парила среди голубого неба и облачков и даже не догадывалась о том, с какими вызовами столкнулась Мелисса на пути к реализации своего невинного в общем-то желания влюбить в себя Николаса и удержать его у власти.

Держа туфли в руке и мысленно благодаря родителей за свой маленький неприметный рост, Мелисса босиком подкралась к цели – пульту управления скатертью, небрежно оставленному кем-то на краю стола. Обожженная нога начинала пульсировать.

«Выберите трапезу», – предложил большой цветной дисплей.

– Ты, Пупочкин, много себе позволяешь! – доносились из противоположного конца зала крики грязноботиночного. – Растрелли ему уже не угодил! А следующий кто в твоем черном списке? Солнце, которое не туда светит? Может, тебе и окна в пол не нравятся?

– А что? – оборонялся Пупочкин, невидимый из-за спин своих коллег. – Понатыкали этих окон, солнце в них бьет, невозможно рассчитать яркость моих прожекторов!