– Готово. Вот, – пробубнил енот.

Мидун широко заулыбался. Сейчас он смотрел на это варево как на единственное лекарство от самой страшной болезни, угрожавшей его жизни. Он хорошо натерся, а остальное налил в бутылку, которую принес из дома Барки, и спрятал в жилетку. Наблюдая за первыми признаками рассвета, он обдумывал, в какую сторону от поселка ему следует идти прятаться. Нужно было выбрать для себя новое место жительства, перетащить туда запасы еды и спрятаться там, делая время от времени ночные вылазки в поселок. Что он будет делать во время этих вылазок, кот не сомневался ни минуты, составляя список тех, к кому он хотел бы зайти в первую очередь. Ночное приключение отрезвило и освежило его разум и придало телу сил, и теперь ему совсем не хотелось спать. Вся усталость осталась во вчерашнем дне на кровати Барки.

– Утром Чумной придет, – сообщил енот, – новости расскажет и еды мне принесет. Я ему знак подавал вчера, он знает, что мне еда нужна.

Пус скривился, он не очень ладил с родным братом Чумазого. Да и тот отвечал коту взаимностью, полагая, что Чумазый стал наркоманом из-за дружбы с Мидуном.

– Ну, пусть приходит, я молчать буду, – промямлил Пус, вспоминая просьбу енота не ссориться с Чумным. Во время их предыдущей встречи Чумному хорошо досталось от Мидуна, и его хвост так и не сросся.

Чумазый посидел для приличия еще несколько минут, а потом ушел укладываться досыпать прерванный сон. Кот сел рядом с выходом из пещеры и уставился в горизонт, стараясь разглядеть что там, за ним. Если бы кто-то попросил его сейчас описать свое состояние, то он ответил бы одним коротким словом «лед». Внутри него все было холодным, упорядоченным, все раны затянулись всего за несколько часов. Будто какой-то неведомый часовщик смазал все его внутренние механизмы маслом, и они заработали, как часы. Слух обрел доселе неведомую остроту, нюх стал тоньше лезвия его наточенного ножика. Внутри холодным огнем горел разум, наделенный возможностью быстро принимать решения. Сейчас кот ощущал себя совершенно другим существом. Словно заново родившимся.

Тем временем Солнце неспешно вылезло из своего ночного убежища и занялось тем, что начало постепенно укорачивать тени. В алом свете восхода Мидун продолжал размышлять о произошедшем этой ночью. Каждый раз, возвращаясь к тем мгновениям в памяти, кот будто заново переживал все эти острые и приятные ощущения. Внутри него была заведена пружина, которая приводила в движение маятник воспоминаний, будоража сознание. По телу пробежала мелкая дрожь – он снова представил себе, как отрывает Синевановой голову и жадно пьет ее кровь. Его зубы смачно соскальзывают с ее черепа, когда он пытается выгрызть ее глаза. Кот подозревал, что вскоре ощущения притупятся, и ему придется искать себе новые впечатления, разукрашенные чужой болью и вкусом горячей крови. Новые жертвы будут смотреть на него с ужасом и молить о пощаде, а он будет решать их судьбу. Решать, жить им или умереть. Хотя нет, вернее, решать, сколько минут еще им жить, и как быстро они умрут. Но они не должны умирать быстро, нет! Они должны извиваться в страшных муках и биться головой о землю, они должны захлебнуться собственной кровью и оглохнуть от своего крика. Они должны смертельно его бояться и понимать, что он – последнее, что они видят в своей никчемной жизни. А ему останется лишь смотреть на всю эту прелесть сверху и радоваться тому, что он стал самим собой.

Сквозь сон Пус услыхал возню в пещере и мигом проснулся. Он увидел старого знакомого – енота Чумного со сломанным и нелепо болтающимся хвостом. Чумной стоял возле Чумазого и что-то ему рассказывал. Входя в пещеру, брат Чумазого не потрудился снять свой промазанный воском берет, натянутый, как обычная шапочка. Почти сразу Чумной увидел, что кот проснулся и решил отступить от него в дальний угол пещеры, увлекая за собой брата. Пус огляделся и озадаченно замотал головой – он не заметил, как уснул на пороге енотовой пещеры. Солнце было уже высоко и изо всех сил отдавало последнее осеннее тепло земле. Через некоторое время сюда придут дожди и снег.

– Пус! Ты слышал новость?! – раздался возбужденный голос Чумазого.

– Какую новость? – Мидун покосился на Чумного.

– Синеванову ночью убили! Да как убили-то – на куски просто порвали! И уже нашли убийцу!

– Кого нашли?… – навострил уши Пус.

Чумной набрался смелости и ответил за брата:

– Убийцу нашли. Мне лось рассказывал, он утром Кабанова видел. Тот сказал ему и велел передать всем в обед прийти к базарной площади, будут судить и казнить убийцу. Поймали его прямо на месте преступления.

– Так… а кто это? Кого поймали-то? – удивился кот.

– Не говорил Кабанов, кто это. Велел только приходить и смотреть.

Мидун долго не мог переварить эту информацию.

– Я вот пришел Чумазого позвать на площадь. Посмотреть на убийцу. Кто это кабана смог на дерево подвесить. Да и Синеванову, я слышал, порвали на мелкие куски.

Чумазый топтался на месте в луже своей мочи и с нетерпением потирал лапы.

– Пойдем, Пус! Надо посмотреть на это! – радостно лепетал он. Судя по всему, в его расплавленном мозгу уже стерлись воспоминания о том, как Пус убивал Барку и Клаву прямо на том месте, где он сейчас стоял.

– Пойдем… Посмотрим… – медлительно сказал кот.

Собравшись на скорую лапу, компания шагала к месту казни. Впереди шествовал Чумной и периодически ойкал, когда Чумазый наступал ему на хвост. Чуть поодаль шагал, задумчиво хмурясь исподлобья, Пус Мидун. Они спустились с горы и вскоре пошли между редкими оградками двориков жителей поселка. Как и прежде, завидев Мидуна, каждый старался убраться с дороги и сделаться невидимым. А Пус, напротив, уже без страха шел посреди улицы и всем своим видом старался показать пренебрежительную обиду за ту напраслину, которую на него возводили все жители. Еноты о чем-то беседовали, лишь Чумазый иногда всплескивал лапами и нервно хихикал. Так они добрались до базарной площади, венчавшей центр поселка. На ней уже было достаточно много зверей, кто-то вел жаркие споры в небольших стихийных компаниях, а кто-то в одиночку ожидал свершения правосудия. На секунду гвалт стих, когда сдавленный шепот «Мидун! Значит, это был не он, если пришел!» пронесся над зверями, и сотни глаз тут же уставились на кота. Перед ним почтительно-трусливо появился коридор из расступившейся толпы, по которому Пус прошел до середины площади и уселся рядом с енотами. Около него сразу образовалось пустое пространство – инстинкты зверей не так просты, как их умы. Каждый в душе до ужаса боялся Мидуна, умножая этот страх переносимыми вместе с ветром слухами о нем. Лишь двое-трое его соседей кивнули коту в знак приветствия, да коротко взмахнул рукой орангутан Шолох, качающийся на пятках в нескольких метрах. Выждав минуту, Шолох направился к Мидуну и протянул ему руку для приветствия. Толпа вновь затихла, но под тяжелым взглядом орангутана все быстро вернулись к своим беседам и забыли об этой паре.

– Привет, Пус. Рад тебя видеть.

– Как сердце? – ухмыльнулся тот.

– Да стучит вроде еще… стучит… – Шолох расстелил рядом с котом небольшую тряпочку, извлеченную из кармана, и уселся на нее. – А что слыхать про Синеванову?