— Не прилечь ли нам, кошечка?

Она изумилась:

— Прилечь? Да я ничуть не устала.

Он прижал ее к себе:

— Я стосковался по тебе за два дня. Понимаешь?

Она вспыхнула от стыда и пролепетала:

— Что ты! Сейчас? Что скажут здесь? Что подумают? Как ты потребуешь номер посреди дня? Жюльен, умоляю тебя, не надо!

Но он прервал ее:

— Мне наплевать, что скажут и подумают лакеи в гостинице. Сейчас увидишь, как это мало меня смущает.

И он позвонил.

Она замолчала, опустив глаза; она душой и телом восставала против неутолимых желаний супруга, подчинялась им покорно, но с отвращением, чувствуя себя униженной, ибо видела в этом что-то скотское» позорное, — словом, пакость.

Чувственность в ней еще не проснулась, а муж вел себя так, будто она разделяла его пыл.

Когда лакей явился, Жюльен попросил проводить их в отведенный им номер. Лакей, истый корсиканец» обросший бородой до самых глаз, ничего не понимал и уверял, что комната будет приготовлена к ночи.

Жюльен с раздражением растолковал ему:

— А нам нужно теперь. Мы устали с дороги и хотим отдохнуть.

Тут лакей ухмыльнулся в бороду, а Жанне захотелось убежать.

Когда они спустились через час, ей стыдно было проходить мимо каждого лакея, — ей казалось, что все непременно будут шушукаться и смеяться за ее спиной. В душе она ставила в укор Жюльену, что ему это непонятно, что ему недостает тонкой и чуткой стыдливости, врожденной деликатности: она ощущала между собой и им словно какую-то завесу, преграду и впервые убеждалась, что два человека не могут проникнуть в душу, в затаенные мысли друг друга, что они идут рядом, иногда тесно обнявшись, но остаются чужими друг другу и что духовное наше существо скитается одиноким всю жизнь.

Они прожили три дня в этом городке, скрытом в глубине голубой бухты, раскаленном, как горн, за окружающим его заслоном из скал, который не подпускает к нему ни малейшего ветерка.

За это время был выработан маршрут их путешествия, и они решили нанять лошадей, чтобы не отступать перед самыми трудными переходами. Они взяли двух норовистых корсиканских лошадок, поджарых, но неутомимых, и однажды утром на заре тронулись в путь. Проводник ехал рядом верхом на муле и вез провизию, потому что трактиров не водится в этом диком краю.

Сперва дорога шла вдоль бухты, а потом поворачивала в неглубокую долину, ведущую к главным высотам. То и дело приходилось переезжать почти высохшие потоки; чуть заметный ручеек с робким шорохом еще копошился под камнями, как притаившийся зверек.

Невозделанный край казался совсем пустынным, склоны доросли высокой травой, пожелтевшей в эту знойную пору. Изредка встречался им горец, то пешком, то на коренастой лошаденке, то верхом на осле, ростом не больше собаки. У каждого корсиканца за плечом висело заряженное ружье, старое, ржавое, но грозное в его руках. От терпкого запаха ароматических растений, которыми покрыт весь остров, воздух казался гуще; дорога вилась вверх между длинными грядами гор.

Вершины из розового или голубоватого гранита придавали широкому ландшафту сказочный вид, а леса гигантских каштанов на нижних склонах казались зеленым кустарником по сравнению с громадами вздыбленных на этом острове складок земли

Время от времени проводник указывал рукой на высокие кручи и произносил какое-нибудь название Жанна и Жюльен смотрели и ничего не видели, потом обнаруживали наконец что-то серое, похожее на груду камней, упавших с вершины. Это была какая-нибудь гранитная деревушка, прилепившаяся к склону, повисшая, точно птичье гнездо, и почти незаметная на огромной горе

Долгое путешествие шагом раздражало Жанну. «Поедем быстрее», — сказала она и пустила лошадь в галоп. Не слыша, чтобы муж скакал следом, она обернулась и безудержно захохотала, когда увидела, как он мчится, весь бледный, держась за гриву лошади и странно подпрыгивая. И красота его, осанка «прекрасного рыцаря» делали еще смешнее его неловкость и страх

Дальше они поехали рысцой. Дорога тянулась теперь между двумя нескончаемыми лесами, покрывшими весь склон, точно плащом.

Это и были маки, непроходимые заросли вечнозеленых дубов, можжевельника, толокнянки, мастиковых деревьев, крушины, вереска, самшита, мирта, букса, спутанные, как копна волос, сплетенные между собой вьющимся ломоносом, гигантскими папоротниками, жимолостью, каменным розаном, розмарином, лавандой, терновником, которыми склоны гор обросли, точно густым руном.

Жанна и Жюльен проголодались. Проводник догнал их и привел к прелестному роднику, какие в изобилии встречаются в горных местностях, к тонкой и быстрой струйке ледяной воды, выходящей из отверстия в камне и текущей по каштановому листу, положенному каким-то прохожим в виде желобка, чтобы подвести миниатюрный ручеек прямо ко рту.

У Жанны было так радостно на душе, что ей хотелось кричать от счастья.

Они поехали дальше и начали спуск, огибая Сагонский залив

К вечеру они добрались до Каргеза, греческого поселения, основанного некогда беглецами, изгнанными из отечества. Рослые, красивые девушки, с узкими руками, стройными бедрами и тонким станом, исполненные необычайной грации, собрались у водоема. Жюльен крикнул им «Добрый вечер», — и они ответили ему певучими голосами на мелодичном языке покинутой отчизны.

По приезде в Пиану пришлось просить пристанища, точно это было в далекие времена или в каком-нибудь неведомом краю. Жанна вся дрожала от удовольствия, ожидая, чтобы отворилась дверь, в которую Жюльен постучался Вот это настоящее путешествие, со всеми неожиданностями неисследованных дорог!

Они попали тоже к молодой чете Их приняли так, как, должно быть, принимали патриархи посланцев божьих, и они переночевали на соломенном тюфяке в старом, источенном червями доме, где по всему насквозь просверленному срубу шныряли древоточцы, пожиратели балок, так что он шуршал и кряхтел, как живой

Выехали они на заре и вскоре остановились перед лесом, настоящим лесом из пурпурного гранита. Тут были и шпили, и колонны, и — башенки — удивительные фигуры, выточенные временем, ветром и морским туманом.

Эти фантастические скалы высотой до трехсот метров, тонкие, круглые, узловатые, крючковатые, бесформенные или самой неожиданной причудливой формы, напоминали деревья, растения, статуи, животных, людей, монахов в рясе, рогатых дьяволов, гигантских птиц, целое племя чудовищ, страшный зверинец, превращенный в камень прихотью какого то сумасбродного бога.

Жанна не могла говорить, сердце у нее замирало, она схватила руку Жюльена, стиснула ее в страстной потребности любви перед такой красотой мира.

Но вот, выбравшись из этого хаоса, они обнаружили новый залив, опоясанный кровавой стеной красного гранита. И синее море отражало багровые утесы.