— Твоя мать, Киран, сбежала от нашего отца и отдалась главнокомандующему вражеской армии. Сама! Позволяя ему брать себя снова и снова! Как тьяме.

Левый хмыкнул и задумчиво пояснил: «Насколько я понял, ей понравилось с ним значительно больше, чем с твоим отцом. Кстати, не удивлен».

Не совсем понимаю, о чем речь, но реплика тени позабавила.

Воин мрачно проследил, как на моих губах расплывается ухмылочка, и отреагировал странно.

— Ты считаешь это нормальным? — приходя в бешенство, прохрипел Дьяр.

— Я? — невольно пожала плечами. — Я считаю, что между любимыми и любящими возможно все, на что хватает их фантазии. И если она его любила, то почему бы и нет. В этом случае неважно, как именно там все было, главное, чтобы это доставляло обоюдное удовольствие. У тебя другой взгляд на отношения?

Мой вопрос явно поставил его в тупик. Дьяр сел, задумался, потом нехотя произнес:

— Обязанность женщины — ждать ласки воина, Киран.

— Да? — искренне удивилась я. — И что, женщине полагается лежать бревном под воином и не рыпаться?

Тихое ругательство на незнакомом мне языке и очередная порция морали:

— Женщина не говорит о подобном.

Нормально.

Искоса взглянув на Дьяра, задумчиво спросила:

— Чувство собственного превосходства не жмет?

Тар-эн наглядно продемонстрировал, что именно

жмет, а про чувство превосходства спокойно ответил:

— Нет.

— А должно было бы… — не стала молчать я.

Насмешливый взгляд и спокойное:

— Поговорим о тебе.

Тень, висящая в данный момент прямо над Дья-ром, вдруг столь коварно ухмыльнулась, что мне стало жаль… воина. И словно почувствовав мой взгляд, тень прошептала:

— Возврррращай разговор к матери.

Это был хороший совет. Устроившись чуть удобнее, я миролюбиво улыбнулась Дьяру и поинтересовалась:

— А ты давно маму мою знаешь?

Очередная судорога ненависти на его лице, и все же воин ответил:

— Мне было тринадцать, когда я увидел ее впервые. Даже не ее — их. Твоя мать вечно была рядом с братом. — Он снова чуть скривился, лег на бок и, вырисовывая пальцем узоры на моем запястье, продолжил: — Это был мой первый бой. Летние состязания в Шоданаре, первый отбор для посвящения. Понимаешь, о чем я?

Отрицательно покачала головой. Дьяр нахмурился, мрачно пояснил:

— Два этапа перед посвящением — от трех и до тринадцати лет, затем от тринадцати и до семнадцати. В семнадцать посвящение в воины.

В общем, я сообразила, что это как отборочные туры, и просто кивнула, не желая вдаваться в подробности, так как совсем другое интересовало сейчас.

— Риган и я победили в тот день, — продолжил воин, — отец был очень горд за нас, своих старших сыновей, хотя и не сомневался в нашей победе. Мы сомневались, но не отец. Он тренировал нас сам и всегда говорил, что мы будем на шаг впереди любого противника… со временем мы поняли, о чем он. А затем МакЭдл подошел поздравить с победой, с ним были его дети — сын и дочь, то есть твоя мать Киара.

Все интереснее и интереснее, одно непонятно:

— А что мама делала в толпе перекачанного мяса?

Рык, очень гневный, и я мгновенно исправилась:

— В смысле разве дочери воинов посещают Шо-данар вместе с отцами?

Очередная недовольная гримаса и нервное:

— Твоя мать не совсем… женщина.

Каюсь, подумала о самом страшном…

— Она почти воин, — добавил Дьяр и тут же уточнил: — Была.

Все, я срочно хочу побеседовать с мамой! Срочно, немедленно и сейчас же, пока не погибла смертью храбрых от банального любопытства.

— И что было дальше? — Интересно же.

— Киаре было четырнадцать, — продолжил Дьяр.

Маме было четырнадцать, этому было тринадцать… Он всего на год младше мамы? Всего на год?! А папашке тогда сколько? А Нрого? А вообще, я этому кретину в дочери гожусь! А…

— Что? — хмуро спросил воин.

— Ничего-ничего. — Я даже постаралась улыбнуться. — Продолжай.

И Дьяр продолжил:

— Твоя мать не была красивой — слишком худая, слишком резкая, волосы коротко стриженные, никакой женственности, да и вела себя… неподобающе.

Смешно сказать, она тоже участвовала в отборочных сражениях, но проиграла. Победить в состязаниях Пантера МакЭдл смогла только через год, но отца она победила уже тогда — он изменился в один день.

Странно, полусидя здесь на шкурах, под странным навесом, рядом с мерцающим в свете двух лун озером, окруженная удивительными деревьями, чьи кроны переплетались, я смотрела на могучего, сильного мужчину и… видела маленького обиженного мальчика. А Дьяр говорил, рассказывал, выплескивал, казалось бы, давно забытые обиды, но вот он произносит слова и словно вскрывает старые раны.

— Отец был уважаемым воином! Могучим, имеющим сильных сыновей и почтительных жен, он был сыном хассара… а над ним посмеивались! Воин, утративший покой от любви, смешон!

Да, Дьяр действительно любил папку и очень за него переживал. А я любила маму и помнила, во что папка превратил ее спину!

— Ничего не поняла, — честно созналась я, — смеялись-то почему?

Чуть ссутулившись, воин произнес:

— Он потерял голову от Киары МакЭдл. Пантеры МакЭдл, той, что была хозяйкой в доме отца, что была тенью брата и вечно лизалась с Харро.

— Харро? — переспросила я.

— Младший брат хассара Нрого, их одногодка, — нехотя пояснил Дьяр. — Неразлучная троица.

Меня так и подмывало спросить, чем эта троица занималась. Хотя, зная мамочку, им явно было весело. Дьяр заметил мой взгляд и просветил:

— Они носились по всему Иристану, порой пропадая месяцами. Леса, горы, реки, даже священная Каарда — они были везде.

— Уау! — Бракованный навигатор, жаль, меня с ними не было. — А вы так в детстве тоже развлекались?

Могучий воин совсем разозлился и с достоинством произнес:

— Мы тренировались! И не тратили время на глупые развлечения.

— А-а… — Я сразу все поняла. — Ты явно им жутко завидовал в детстве.

Тень, реявшая над нами ехидной тучкой, тут же закивала, а после даже и добавила: «И еще как! У них была свобода, а свобода на Иристане — роскошь невероятная. И да, спроси у этого, чего там было дальше. Интересно его версию послушать».

— Чего там было дальше? — послушно спрашиваю у воина.

Дьяр же внимательно смотрел на меня, затем, вскинув голову, посмотрел на тень, но явно ничего не увидел. Тень же выдала неприличный жест, потом рукой помахала. Я хмыкнула, стараясь не рассмеяться, но братец мою реакцию заметил: