Поднялся наверх и отметил, что вода в протоке стала заметно грязнее, позеленела, в ней появились плавающие водоросли, какие-то неприятные на вид пузыри на поверхности. И болотный запах. Меня вот всегда убеждали, что стоит человеку отойти от природы подальше, как она тут же восстановится. Всё так, верно. Однако никто не знает конкретных планов Её Величества по самовосстановлению, госпожа Природа о них не докладывает. Может, у неё тут в плане болото обозначенно. Человек мешал, чистил, понимаешь ли, присматривал...

А теперь он мешать не будет.

Служебно-разъездной катерок «Флагман» оказался на месте, в заливчике за верхней дамбой Абаканской протоки. Он всё так же стоял, прижавшись к берегу, где я и пришвартовал его понадёжней. Если бы смог, то забрал бы его с собой прямо сейчас. Думаю, некоторые общины уже начали понимать особую ценность подобных небольших судов, потребляющих возможный минимум драгоценного жидкого топлива, и в то же время, способных выполнять вполне серьёзные задачи по буксировке. Могу судить по скорости исчезновения их с причалов — перегоняют куда-то, две штуки пропало со времени моего предыдущего рейда. Торопиться нужно, а то и этот из-под носа уведут. Жаль, что машина на нём неисправна, запустить двигатель я так и не смог, так что своим ходом малыш не пойдёт. Имеет смысл отбуксировать его в Подтёсово. Ремонт на подготовленной для этого базе дело существенно более быстрое, чем кустарщина и возня с доставкой сюда каждой детали. Хотя судну нужен более тщательный осмотр, ещё не известно, что там с корпусом и рулём.

В Подтёсово уже имелось три своих «Ярославца», и ещё пару мы перегнали весной на рембазу, подобрав их на реке. Народ в общине понимающий, и выработать стратегию обретения нового флота было нетрудно, наш староста Храмцов Василий Яковлевич идею ухватил сразу, всё понял и одобрил. Если уж создавать флот, то с умом.

Увы, время больших судов ушло, не прощаясь, и не обещало вернуться в ближайшее десятилетие, как минимум. Эксплуатация сухогруза большого и среднего класса, как и буксиров тяжелей «Ярославца», отныне потребует от владельца и заказчика очень серьёзных экономических обоснований… Да уж, моей моторкой «Флагман» не потащишь, и дело тут вовсе не в мощности американского подвесного мотора. Мощность как раз позволяет, в старые времена таковой на Енисее не обладали даже многие пассажирские пароходы, а пять лошадок на борту были нормой для первых мотоботов, в которых примитивные двигатели стояли посередине корпуса, в миделе. Позже кораблестроители разбаловали речников высокими мощностями судовых машин, порой избыточными, и только с возвращением в капитализм владельцы постепенно начали считать деньги, потраченные на горючее.

Хватило бы моего табуна. Может, рискнуть?

Но сама конструкция моторки не позволит ей буксировать груз такой массы и инерции. Вырвет всё к чёртовой матери в первые же полчаса хода. Неподготовленной моторкой чуть-чуть толкнуть можно. И всё. Буксировка это наиболее сложный случай судовождения. Для движения по течению буксирный состав жестко крепят на коротком тросе. Управлять буксиром, движущимся вниз, очень сложно, внезапная остановка почти невозможна, а сцепка обычно имеет большой раскат, одиночное самоходное судно или сцепка заносит, забрасывает корму в сторону вогнутого берега, а при поворотах — в наружную сторону от поворота.

Нет, один не возьмусь.

— Ладушки, постой пока тут, позже заберу. И не высовывайся, смотри! — пригрозил я теплоходику, направляя лодку на разворот, в основное русло Енисея.

Поворачивая, по привычке жался вправо. Для моторки наиболее выгодной траекторией путем движения в длинном повороте или изгибе судоходной реки считается движение ближе к выпуклому берегу в пределах судового хода. А вот крупные суда ввиду большой осадки обычно стремятся идти около вогнутого берега, а на прямых участках — посередине. Таким образом фарватер транспортных судов обычно совпадает со стрежнем. Движение моторки или катера вдоль выпуклых берегов уменьшает шанс попасть под раскат встречных и обгоняемых буксирных караванов, толкаемых составов и одиночных больших транспортников, а при плавании по незнакомой реке предупреждает попадание в суводь, круговорот за выступом берега. Здесь участок Енисея спрямлён, но я по привычке прижимался к правому берегу, обычно левее и судов было больше. Было…

На главном фарватере я немного поддал газку, проходя мимо Посадного острова, впереди вырастал во всей своей красе Коммунальный мост. Сильно не разгонялся. Вблизи мостов сейчас вполне можно наскочить на бесхозного утопленника, ушедшего в самовольное плавание и врезавшегося в один из быков. Глубины тут небольшие, в хорошую погоду и при тихой воде с высоты Коммунального моста видно дно.

Погода всё ещё была пасмурной, на скорости с востока по реке тянуло сыростью. Небо затянуло низким серым пологом, похоже, опять дождь собирается, чувствую, поставленный тент пригодится. Невесёлая открывалась картина. И виды брошенного на произвол судьбы города-миллионника только добавляли в неё мрачных красок.

Вот позади остался низкий зелёный Посадный остров и работавший некогда плавучим рестораном теплоход, белеющий на фоне многоэтажных домов Афонтовой горы. Я бросил взгляд в сторону характерной башни тёмно-серого цвета, пристроенной к трилистнику здания городской администрации и Театральной площади. Там находятся главные городские часы, и поэтому башню почти официально называли Красноярским Биг-беном. Замерли стрелки, замер город.

Вот Енисейское речное пароходство, гостиница «Красноярск» и давшей название площади Красноярский оперный театр, рядом стоит памятник Чехову. Если город Томск великий русский писатель в своих путевых заметках незаслуженно, как по мне, обозвал «свиньёй в ермолке», то Красноярску он откровенно польстил, охарактеризовав его как «самый лучший и красивый из всех сибирских городов, а на том берегу — горы, напоминающие мне о Кавказе, такие же дымчатые, мечтательные. Я стоял и думал: какая полная, умная и смелая жизнь осветит со временем эти берега».

Докладываю по итогам нашего бытования: никаких признаков жизни, товарищ писатель! Вот так мы порулили! Ни тебе умной жизни, ни смелой. Тут есть пока что только одна жизнь — беспредельная, мародёрно-бункерная, а порой и просто бандитская.

Левый берег — это исторический центр Красноярска, занимающий узкий полуостров между Енисеем и речкой Качей. На Красном Яру долгое время стояла караульная вышка острога. В XIX веке её заменили похожей на ракету деревянной, а потом каменной часовней Параскевы Пятницы, стоит до сих пор. А вон там на склоне стояла пушка, из которой в полдень палили, как в Питере, звук выстрела было хорошо слышно в городе. Ритуал ввели, а вот база под ним была слабенькая: легенда о полуденной пальбе казаков XVII века звучала как-то неубедительно, с какого перепугу им нужно было зазря припас тратить?

Я ведь на это орудие позарился… Поехал с Игорем воровать. Ага, самый хитрый! Затем мы направились в долину Качи воровать БМД с памятника афганцам. Результат был тот же: всё украдено до нас. После этого единичного порыва бронетехнику я больше не искал, поняв, что общине она в принципе не нужна.