периодически катал поодиночке (больше двух в лодку садиться не разрешалось) своих дам на лодочке вдоль пляжа.

И вот однажды, посадив утром в санаторную «Волгу» актрису и вдову академика, улетавших в Москву, сели мы с Таней в лодочку, и я выгреб к буйкам, ограничивающим зону лодочного катания.

Гребу я себе потихоньку, стараясь удерживать лодочку поперек небольшой волны, а Таня сидит на корме, смотрит на меня и вдруг спрашивает:

— Миша, тебе никогда не предлагали работать в Комитете госбезопасности?

От этого неожиданного вопроса я едва не сбился с ритма, даже «поймал леща», как говорят гребцы, когда идущее назад весло цепляет воду. Но потом я вспомнил, что в моей оперативной памяти хранится несколько «домашних заготовок» на тот случай, если мне когда-нибудь в деликатной ситуации придется отвечать на вопрос о моей возможной или реальной принадлежности к КГБ. Восстановив чистоту гребков, я выбрал наиболее подходящую заготовку и спокойно ответил:

— Когда я заканчивал университет, со мной беседовали на эту тему, но я отказался.

— Почему? — спросила Таня.

— Я тогда считал, да и сейчас считаю, что чекист из меня не получится. Надо обладать какими-то особенными качествами, а я, как мне кажется, обычный человек и не гожусь для этой работы.

— Напрасно ты так думаешь. Из тебя бы получился отличный разведчик, поверь мне!

Ее проницательность, конечно, делала ей честь. Но она совершила большую ошибку, по своей инициативе затронув опасную для нее тему, и мне не составило большого труда наказать ее за это.

— А ты почем знаешь? — задал я ей вполне логичный вопрос и приготовился выслушать ее путаные объяснения, потому что на него не так-то легко было ответить.

— Да уж знаю! — нисколько не смутившись, ответила Таня и посмотрела мне прямо в глаза. А потом так же спокойно и без всякого смущения поведала, что сама является сотрудницей разведки и скоро ей предстоит выехать в длительную загранкомандировку.

Я выслушал ее, не перебивая, а потом спросил:

— А зачем ты мне все это рассказала? Насколько я понимаю, ты не должна никому об этом рассказывать.

— Не должна, ты прав, — подтвердила Таня. — Но я очень люблю тебя. Скоро мы расстанемся навсегда, и я хочу, чтобы ты знал, с кем проводил время.

Итак, все случившееся с нами только подтвердило старую, как этот мир, истину: если для настоящего мужчины главное дело, то для настоящей женщины главное любовь!

Таня смотрела на меня, и глаза ее были полны слез. Она, наверное, думала о нашем скором расставании, а я думал о том, чего она пока не знала: ее карьера разведчицы закончилась, так и не начавшись. Потому что она действительно никому, ни при каких обстоятельствах не имела права рассказывать о своей принадлежности к нелегальной разведке. И то, что она любила меня, и то, что я был таким же, как она, разведчиком (о чем она, впрочем, не знала), не являлось для нее смягчающим обстоятельством.

Почти десять лет она была одержима мечтой стать разведчицей, прошла ради этого через многочисленные испытания и воистину каторжный труд, а когда ее мечта сбылась и она вышла на финишную прямую, вдруг так примитивно сорвалась.

Мне было искренне жаль ее, но я понимал, что она переоценила свои возможности, разведка — это не ее дело, ей нельзя ехать ни в какую загранкомандировку, для этого у нее слишком импульсивный характер, при определенных обстоятельствах она может сорваться, как сорвалась здесь, в Сочи, и погибнуть! Кстати, на ее импульсивность я обратил внимание еще тогда, когда начальник рассказывал мне историю ее, прямо скажем несколько необычного прихода на работу в разведку.

Через несколько дней я уехал.

Наше расставание было спокойным и грустным. Таня не поехала в Адлер меня провожать. Мы не обменивались телефонами, не договаривались о встрече в Москве, не обещали помнить друг друга, не говорили всяких глупостей, мы даже не поцеловались, а только заглянули на мгновение в глаза и расстались…

У меня оставалось несколько дней от отпуска, и я сознательно не пошел в управление, чтобы не докладывать начальнику о том, какая странная история приключилась с нами в Сочи, рассчитывая, что к Таниному возвращению придумаю, как поделикатнее все это изложить.

Все это время меня не покидало ощущение какой-то вины перед этой славной девушкой, которая не рассчитала свои душевные силы и так неосторожно доверилась малознакомому человеку.

Буквально за день до Таниного возвращения в Москву руководство приняло окончательное решение о нецелесообразности моего использования на нелегальной работе. Если бы я в Сочи знал, что так случится, меня с полным основанием можно было бы обвинить в использовании служебного положения в личных целях. Но знать я этого, безусловно, никак не мог, хотя, конечно, кое-какие поводы для того, чтобы это предвидеть, у меня были.

Так или иначе, но теперь, когда судьба, видимо, посочувствовав моей личной неустроенности в изменившихся обстоятельствах, предоставила мне такой шанс, я не стал его упускать.

Я встретил Таню в аэропорту Внуково. Наш разговор был недолгим, но весьма содержательным, и в тот же день мы официально стали мужем и женой.

В том, что это произошло так быстро, не было ничего удивительного: отношение Тани ко мне я знал, а что касается меня, то я влюбился в нее с первого взгляда. Проблем с регистрацией брака у нас тоже не было, потому что в ЗАГСе мы, кроме паспортов, предъявили удостоверения сотрудников КГБ и сказали… Впрочем, это уже детали.

На следующий день вместо ожидаемого отчета о проделанной в Сочи работе я положил на стол руководства управления документ, исполненный на гербовой бумаге.

— Вашу мать! — от избытка эмоций вырвалось у моего непосредственного начальника. Но потом он взял себя в руки и, оправившись от шока, задал риторический вопрос:

— Ну и что нам теперь прикажете с вами делать?

Я скромно потупил взор и пожал плечами, всем своим видом давая понять, что безропотно приму любое решение.

…И вот одиннадцать лет спустя Таня сидела рядом со мной в машине, а сзади снова верхом на подлокотнике устроилась наша девятилетняя дочь, и все вместе мы ехали в конноспортивный клуб, где каждого из нас ждали свои дела…

Глава 4

На одном из перекрестков примерно на половине пути до конноспортивного клуба «ситроен» отвалил в сторону и уступил место темно-синему «фиату». Под его бдительным присмотром мы и доехали до автостоянки, на которой парковали свои машины члены клуба.

Пока я вытаскивал из багажника сумку со снаряжением, к Иришке подскочили