У Мейнарда в сумке обнаружился кувшинчик с пивом, и, разложив пищу на чистой тряпице, путники все вместе поели, причем Альвдис не потребовала, чтобы раб ушел и ел отдельно от них. Можно было вообразить, будто Мейнард — такой же, как они. Равный…

Он стал гораздо крепче за эти два месяца, полностью оправившись от болезни; таким он, по всей видимости, был раньше. Черные волосы он перевязывал ремешком, глаза, не замутненные хворью, сверкали лиственной зеленью, а черты лица казались высеченными из такого же валуна, что лежали тут поблизости. Мейнард отпустил короткую бороду и усы, подрезая их, когда слишком уж отрастали, и при том не выглядел старым, как раньше, а словно бы помолодел. Его руки, худые, но сильные, сейчас ловко резали яблоки пополам и затем на четвертинки. Альвдис поглядывала на него и испытывала глубокую, яростную радость оттого, что не сдалась тогда, что решила спасти. Он не впустил ее внутрь, да, и теперь девушка тоже чувствовала невидимую защиту вокруг него, хотя уже давно не пробовала применить свой дар к Мейнарду. И все же…

Хотя, может, погибни он — было бы проще… Альвдис подумала это и ужаснулась самой себе. Нет, так нельзя, это плохо.

Мейнард, видимо, заметил промелькнувшее на ее лице замешательство, потому что спросил негромко:

— Не пора ли возвращаться, госпожа?

— Нет, — поспешно сказала она, посмотрев на солнце — оно пряталось сегодня за облаками, но Альвдис безошибочно угадывала, где оно. Тейт устроился рядом и сонно сопел, задремав после длинной прогулки на свежем воздухе и плотного обеда. Альвдис укрыла брата плащом. — Мы успеем возвратиться до сумерек, даже торопиться не будем. Или, — улыбнулась она, — ты снова заведешь речь о работе, которая тебя ждет?

Он пожал плечами.

— Я раб. Я должен работать. За это вы меня кормите и даете кров.

— Но ты был свободным человеком… — она запнулась, не договорив, и возразила самой себе: — Хотя, что это я! Ты был монахом и служил вашему Богу. Разве это свобода?

— Ну, я думал, что Господь ее дает, — невесело усмехнулся Мейнард. — Свободу… От себя прежнего, от всего, чем ты был и что сделал… А потом…

— Это не так?

— Откуда ты знаешь так много о христианах, госпожа? — спросил Мейнард, не дав ответа на ее вопрос. — Не думаю, что ты часто беседовала с рабами.

— И тут ты неправ, — покачала головой Альвдис.

Она рассказала ему о старичке-проповеднике, а Мейнард внимательно слушал. Когда Альвдис закончила говорить, чужак заметил:

— Вот брату Луке рассказать бы об этом человеке! Тот старик, он знал свое предназначение. Оказался у вас и продолжил делать то, во что верил. Это хорошо: значит, он нашел Бога.

— Нашел? — переспросила Альвдис. — А разве твоего Бога нужно искать? Он потерялся?

Мейнард невесело хмыкнул.

— Нет, это мы потерялись. Блуждаем в сумерках и зовем Бога, и иногда нам кажется, что Он отвечает… В монастырях, в святых местах, вроде Палестины, откуда родом Сайф, говорят, Господа отыскать легче. Там много святынь, которые помнят Христа… А ты разве никогда не теряла своих богов, госпожа?

— Как их можно потерять? — Альвдис повела рукой. — Они повсюду. Ньёрд дает нашей земле плодородие, Фрейр приносит лето, Эйр помогает нам, когда мы врачуем. Локи дал нам огонь, хоть он и хитрец, — девушка указала на костер. — Все, что нам нужно, преподнесли нам боги, и я вижу их каждый день, и как я могу потерять их или… сомневаться?

— Но ты разве видела их? — улыбнулся Мейнард. Кажется, его немного забавляли ее речи. Конечно, ведь для него она — язычница. — Слышала их голоса, они разве говорили с тобою? Они подсказывали тебе что-то?

— Конечно, — убежденно произнесла Альвдис. — Просто голоса богов звучат не так, как человеческие. Хотя, говорят, и с людьми боги беседуют на их языке, но чаще всего — нет, на своем изъясняются. Земля подсказывает, что делать, и когда думаешь о чем-то, чувствуешь, как боги готовят тебе правильный путь. Хотя и запутать могут, тот же Локи… Их голоса вплетаются в шелест листвы, рев волн, стук молота. Когда ты делаешь что-то правильно, боги довольны. Я знаю это, потому что… — тут она застеснялась немного, однако все-таки произнесла: — Потому что Эйр была довольна, когда я вылечила тебя. Она дала мне понять это.

Мейнард явно заинтересовался.

— Ты считаешь ее своей покровительницей?

— Одной из, — кивнула Альвдис. — Я знаю, что она со мной, когда прихожу к больным. Люди советовали мне оставить тебя и дать тебе умереть, но я сомневалась. Мне хотелось, чтобы чудо жизни не погасло. Так, видимо, говорила мне Эйр, и вот ты здесь благодаря ей. — Она подумала и добавила серьезно: — Может, и твой Бог не хотел, чтобы ты умер; но этого я не знаю. Это ты должен у Него спросить и услышать ответ.

Мейнард молчал. Облака низко летели над каменными развалами, изредка в прорехах проглядывало бледное солнечное небо, словно кожа сквозь одежду бродяги. Здесь, на высоте и в тишине у подступающего леса, Альвдис еще сильнее ощущала то, о чем только что говорила Мейнарду. Боги повсюду, они не только смотрят из Асгарда и иных миров или же, сменив лица, появляются среди людей иногда; они и в облаках этих, и в небе, и в пожухлой траве, среди которой блестит слюдяная крошка. Они в теплом дыхании Тейта, его решимости и доброте, в странных глазах чужака — хоть он сам в такое не верит. Богам все равно, верят в них или нет. Они просто есть.

Альвдис понимала, что ей не хватит слов рассказать франку, как именно она чувствует богов и мир вокруг себя, и надеялась лишь, что Мейнард не счел ее глупой или же убежденной в том, чего на самом деле не существует. Она смутно понимала: он что-то потерял и что-то ищет, но найдет ли? И не кажутся ли ему смешными ее слова? Альвдис снова захотелось ему помочь, как тогда, в болезни. Только болезни телесные она врачевать умела, а душевные — нет, не догадывалась, как. Человек болен, если не может увидеть богов, и тут недостаточно желания захотеть вылечиться. Мейнард, видимо, не смог.

— Значит, ты потерял своего Бога? — Альвдис повторила вопрос, и на сей раз Мейнард, пожав плечами, ответил:

— Может быть. А может быть, и нет. Наш Бог не так понятен, как ваши, госпожа. Его пути неисповедимы, Он часто подвергает нас испытаниям, и когда мы ропщем на Него, испытания становятся ещё сильнее. И не предугадать, чего Он хочет от тебя, кроме истинной веры. Даже она не… — Он прервался и, посмотрев на небо, встал. — Впрочем, что толку говорить о таком. Буди своего брата, госпожа. Нам пора возвращаться.

Обратный путь оказался тяжелее, чем думали, хотя, казалось бы, не в гору идти, а с горы. Но драные облака наконец собрались с силами, слепились в уродливую тучу и принесли дождь, летевший в лицо и через некоторое время превративший тропу в ручей. Хотя было еще не поздно, вокруг стремительно сгустились сумерки, плотные, как дерюга. Еловые лапы загораживали свет, и несколько раз Альвдис, знавшая эту тропу как свои пять пальцев, едва не поскользнулась. Тейт шел рядом с сестрой, чтобы в случае чего поддержать ее, а Мейнард через некоторое время обогнал детей вождя и пошел впереди, иногда предупреждая о коварных скользких камнях или расщелине. Волосы франка намокли, однако он не спешил набрасывать капюшон. Казалось, Мейнард наслаждается плохой погодой, этим небезопасным спуском и самим своим пребыванием в лесу. Может, здесь он ощутил свободу, которой теперь у него нет?