– Как-то странно у вас здесь пахнет, – заметил он.

– Вентиляция не в порядке... Ну, так чем могу, офицер?

– Вы знали Джереми Гроува?

– Нет. – Катфорт скрестил руки на груди.

– Он звонил вам шестнадцатого октября, рано утром.

– Гроув мне звонил?

– Это я у вас спрашиваю.

Опустив руки, Катфорт закинул левую ногу на правую, затем правую – на левую. Уже жалея, что впустил копа, он утешился тем, что офицер не выглядел особенно умным.

– Ответ: да, звонил.

– О чем вы говорили?

– Мне обязательно отвечать?

– Нет, по крайней мере сейчас. Но если хотите, можем устроить все официально.

Перспектива оказаться в участке Катфорта не обрадовала.

– Все просто: у меня коллекция музыкальных инструментов и рок-реликвий. Гроув это знал и хотел кое-что прикупить.

– Что именно?

– Письмо.

– Покажите.

Катфорт не дал удивлению пробиться наружу.

– Идемте, – сказал он, поднявшись.

Он провел копа в аппаратную и там, осмотревшись, указал на письмо:

– Вот.

Нахмурившись, коп подошел и присмотрелся.

– Письмо Дженис Джоплин Джиму Моррисону, которое секс-дива рок-н-ролла так и не отправила. Всего две строки, – Катфорт подавил смешок, – в которых она называет его худшим из своих любовников.

Увидев, что офицер переписывает письмо в блокнот, Катфорт закатил глаза.

– Сколько вы за него просили?

– Письмо не продается.

– А Гроув говорил, почему им интересуется?

– Сказал, будто собирает все, что связано с группой «Дорз». Вот и все.

– Значит, он позвонил вам в два сорок пять? По-вашему, это нормально?

– В музыкальном бизнесе спать ложатся очень поздно.

Катфорт отошел к двери аппаратной, открыл ее, всем видом давая копу понять, что тот уже порядком задержался. Однако офицер, будто бы не замечая этого, стал принюхиваться.

– А все-таки странно у вас пахнет...

– Я как раз собирался вызвать техников.

– Знаете, именно так пахло в доме у Джереми Гроува.

Вспомнив слова Гроува: «Я ничего не соображаю. Меня убивает запах!» – Катфорт сглотнул. «Глупо все это, – подумал он, – мы же в двадцать, мать его так, первом веке».

– Вы знакомы с Локком Баллардом? Или с неким Ренье Бекманном?

Вопросы прозвучали для Катфорта словно выстрелы. Надеясь, что офицер ничего не заметил, он покачал головой.

– Вы общались с Бекманном? – надавил коп.

– Нет. – «Дьявол, его нельзя было впускать!»

– А с Баллардом? Ну, там, по старой дружбе?

– Нет, я же не знаю его. Ни его, ни того, второго.

Коп сделал в блокноте пометку. Чертовски длинную пометку, заметил Катфорт, чувствуя, как струйки пота стекают по ребрам. Он попытался сглотнуть, но не вышло – во рту пересохло.

– Больше вы ничего не хотите сказать? Все, кто общался с Гроувом в ту ночь, говорят, что он был подавлен. Не совсем то настроение для покупок рок-сувениров, не находите?

– Мне нечего добавить.

Наконец они вернулись в гостиную, и Катфорт, не предлагая сесть офицеру, остался стоять сам. Хоть бы коп скорее убрался.

– Мистер Катфорт, у вас в квартире всегда так жарко?

А ведь действительно жарко, про себя отметил Катфорт.

– В ночь убийства отопление в доме Гроува не работало, но там так же пекло.

Офицер испытующе смотрел на Катфорта. Тот по-прежнему не отвечал. Тогда коп, фыркнув, закрыл блокнот и вставил ручку в кожаную петельку.

– На вашем месте, мистер Катфорт, я бы не стал отвечать без адвоката.

– Это почему?

– Адвокат предупредил бы, что молчать лучше, чем врать.

– С чего вы взяли, что я вру? – уставился Катфорт на копа.

– Гроув ненавидел рок.

Катфорт подавил ответ, видя, как недооценил офицера. Коп если и глуп, то глуп как змея.

– Я еще вернусь, мистер Катфорт. В следующий раз вы будете отвечать под присягой, и слова ваши запишут на пленку. О чем вы говорили с Гроувом, мы так или иначе узнаем, а вот за дачу ложных показаний предусмотрена ответственность. Спасибо, что уделили мне время.

Лифт с офицером отправился вниз, и Катфорт бросился к телефону. Дрожащей рукой он стал набирать номер. В голове крутилось одно: прочь, как можно дальше из города. На другой конец света. Яркое солнце, сексотерапия на пляже... какие вещи вытворяла та девчонка в Пхукете! Решено: завтра же надо лететь. С утра принять «Брилло-Пи», они придут на перезапись, а потом – ищи-свищи ветра в поле. Всех остальных клиентов, и жену, и этот гребаный город, и копа с допросами – в задницу!

– Дорис? Это Найджел. Забронируй билет на Бангкок. Если получится, завтра ночью, в крайнем случае – на первый рейс в понедельник. Нет, только я. Да, еще нужен лимузин с водилой – до Пхукета. Найди мне там хорошенький домик у моря, в тихом местечке: с поваром, служанкой, личным тренером, телохранителем и так далее. Дорис, милая, никому не говори, где я, ладно? Да, Таиланд, Таи... ланд... Я знаю, что там сейчас жарко, но это уже как-то мои проблемы.

Сам собой в памяти прозвучал вопрос копа: «Мистер Катфорт, у вас в квартире всегда так жарко?»

Бросив трубку, Катфорт устремился в спальню, где, швырнув на кровать чемодан, стал выгребать вещи из шкафа: купальные принадлежности, куртку и штаны из акульей кожи, темные очки, деньги, наручные часы, паспорт, спутниковый телефон.

Полиции не прижать его за ложные показания, пусть сначала поймают.

Злой как собака сержант Винсент д'Агоста вошел наконец в нью-йоркский атлетический клуб с черного хода. Перед этим, однако, пришлось прогуляться до самой Шестой авеню, через весь квартал, а там – обратно до Пятьдесят восьмой улицы. И все из-за привратника у парадного входа – он даже не взглянул на то, что д'Агоста надел галстук. Офицер, видите ли, не член клуба, и даже по делу ему надлежит пройти к черному ходу.

Взмыленный д'Агоста проклинал Катфорта. Мужик врал ему, прекрасно понимая, что его раскусили. Д'Агоста блефовал, сказав, что Гроув ненавидел рок, но Катфорт повелся и выдал себя выражением глаз. Жаль, прижать богатого ублюдка вроде него не позволит бюрократия. С Милбэнк, правда, вышло и того хуже: удалось разве что полюбоваться новым изумрудным ожерельем, о котором только и трепалась старая курица. А сейчас, чтобы попасть к Балларду, приходится делать крюк в четверть мили.