Она внимательно посмотрела на хозяйку дома и увидела хрупкие плечи, бледное лицо, морщины вокруг глаз и рта. В это мгновение Мэри можно было скорее дать сорок, нежели двадцать восемь. Неожиданно Сара почувствовала угрызения совести, осознав, что ее внезапное решение приехать сюда налагало на эту молодую, болезненную женщину безмерный груз ответственности.

Она взяла руки Мэри в свои:

— Меня никогда в жизни не встречали более радушно и никогда о моем удобстве не думали больше, чем здесь. От всего сердца благодарю вас, кузина Мэри.

Солнце осветило сияющее лицо Мэри. Она мягко сказала:

— Думаю, вам стоило бы немного отдохнуть, дорогая Сара. Вы выглядите не такой счастливой, как я бы вам того желала.

Ее слова, тон ее голоса едва не разрушили намерение Сары. Но с решимостью, которая удивила ее саму, Сара отбросила невеселые мысли и легко произнесла:

— Я, наверное, просто устала с дороги.

— Ну конечно. А я занимаю вас разговорами. Я пришлю вам вашу горничную, и потом вы можете отдыхать до ужина. Если я о чем-нибудь забыла, вам стоит только сказать мне об этом. Я так хочу, чтобы вы чувствовали себя здесь как дома, Сара, совершенно свободно.

Часом позже Сара, сменившая одежду и отдохнувшая, готовилась спуститься вниз. Солнце скрылось. Серые облака затянули небо, и дождь стучал в окна. Берта закрыла ставни и разожгла огонь на решетке, где уже были приготовлены угли.

Добравшись до лестничной площадки, Сара взглянула на холл, освещенный лишь пламенем камина, тусклый и мрачный, отличающийся от высоких комнат в доме на Беркли-стрит с его хрустальными канделябрами. Она уже была готова сойти по ступенькам, когда входная дверь со скрипом отворилась. В холл вошел мужчина, сдернул с головы шляпу и стегну кнутом по скамье. Не снимая тяжелого пальто верховой езды, он шагнул к огню. Стоило пламени осветить его лицо, как Сара, подавив возглас, готовый сорваться с ее губ, прижалась к стене.

Мэри, неся в руках два подсвечника, вышла из комнаты, прилегающей к холлу. При виде мужчины она замерла на месте и издала крик, полный удивления и радости.

— Криспин! Я не ждала тебя домой так скоро.

Забрав у нее из рук подсвечники, мистер Данси поставил их на место. Обнявшись с сестрой, он вдруг услышал:

— О, это в самом деле счастье! Вы оба здесь — ты и Сара, одновременно!

— Сара? Здесь?

— Да, в самом деле. Она наконец собралась меня навестить. Разве это не чудесно?

Но Саре, которая в нерешительности замерла на лестничной площадке, это казалось чем угодно, но только не чудом. Лишь полнейшие заверения, что Криспина не будет в Клэверинге, убедили ее отца разрешить ей поездку. Она гадала, что ей следует предпринять в изменившихся обстоятельствах; потом решила, что не остается ничего другого, как со всем смириться. Вряд ли отец станет обвинять ее в неожиданном возвращении Криспина.

Она уже была готова дать знать о своем присутствии, когда ее остановили слова Криспина, сказанные резким тоном:

— С чего это она приехала? Что за причина?

— Она немного нездорова, — отвечала Мэри. — Я думаю, возбуждение от помолвки, так много балов и…

— Когда мы виделись в последний раз, она находилась в полном здравии, — сказал Криспин тем же тоном. — А если ей нездоровиться, то вряд ли долгое и изнурительное путешествие в Сассекс является лучшим лечением.

— Это просто… приехать сюда, для нее — перемена, — предположила Мэри неуверенным тоном.

Криспин качнулся и ухватился за стул, чтобы не потерять равновесия.

— На что ей понадобилась перемена? Она совсем недавно обручилась с мужчиной по своему выбору, заметь, а вовсе не по принуждению семьи. С чего это она так внезапно пожелала избавиться от его общества?

Сара знала, что ей не следует так стоять; нужно вернуться обратно в спальню. Но казалось, ноги приросли к полу. Она не хотела больше слушать, однако что-то заставляло ее прислушиваться снова и снова.

Мэри повысила голос:

— Криспин, почему ты так говоришь? Словно ты Сару терпеть не можешь. А она такая хорошенькая, такая милая и так похожа на мать.

Теперь в голосе Криспина звучала горечь:

— Не дай сбить себя с толку внешним сходством. В Саре нет ничего от матери. Если бы было, я мог бы пожалеть ее. Так же, как… — Он качнулся вперед и упал бы, если бы его не поддержала рука сестры.

— Криспин, ты болен?

В каком-то оцепенении тот покачал головой и провел рукой по лбу.

— В таком случае… ты пьян.

Он освободился от ее руки и рухнул на стул.

— Да, я выпил. Я пил не ради вкуса вина и не ради удовольствия, которое от него получаешь. И я буду пить всю ночь, чтобы залить вином то, что видел и слышал в Лондоне и Бристоле.

Мэри осторожно спросила:

— Ты нашел те свидетельства, на которые рассчитывал?

Криспин вытянул ноги, так что его ботинки с шумом царапнули камин.

— О да, я нашел то, что хотел, и даже больше. Я видел и слышал такие вещи, которые способны утопить мужчину в вине, а женщину — в слезах.

Мэри поднялась и встала рядом с ним.

— Расскажи мне.

Наконец Сара сбросила с себя оцепенение. Она тихо повернулась и на цыпочках двинулась по коридору. Но голос Криспина преследовал ее, громкий, полный той же самой жгучей горечи.

— Рассказать тебе! Ты просишь меня рассказать тебе, что я видел, когда под нашей крышей ты принимаешь дочь сэра Уильяма Торренса!

Сара зажала уши руками и бросилась в спальню. И снова ей захотелось сбежать, вернуться в знакомое окружение, в безопасность родного дома. Она намеренно изгнала из памяти обвинительные слова, произнесенные Эдвардом Трехерном на постоялом дворе. Теперь, в доме родственников своей мачехи, где ее приняли с таким гостеприимством, та же самая ненависть к ее отцу выплеснулась наружу, сверкая, словно обнаженный клинок. И не только к ее отцу. Ведь она спасла жизнь Криспину всего неделю назад. И тем не менее, его слова снова и снова заставляли ее думать, что он ей враг.

В спальне огонь в камине погас. Берта погасила свечи. Ветер стучал в ставни, из-под двери сквозил холодный воздух. Дрожащими руками Сара взяла вазу с дикими фиалками и зарылась в них лицом. Но теперь в ночной темноте и холоде их запах, похоже, улетучился.

Когда на следующее утро Сара вошла в столовую, ей показалось, что вчерашняя яростная вспышка Криспина, должно быть, приснилась. Он приветствовал ее с исключительной любезностью.

— Кузина Сара, какой приятный сюрприз поджидал меня по возвращении. Ваше присутствие вернуло щекам Мэри немного румянца, а ее глазам — сияние.

Но в его словах не было даже самого легкого намека на теплоту. Сара заметила это, пожимая протянутую руку. Он говорил так, как обычно говорил Энтони, прикрывая свои истинные чувства фальшивыми словами вежливости.