«Она покинет меня… Видно, так суждено…» — подумала Жизель.

И, повернувшись к мадам Драпье, которая проявила инициативу, преподав девочке урок вышивания, с натужным юмором спросила:

— Значит, вы хотите сделать из моей дочери отменную вышивальщицу?

— Надо же научить ее какому-нибудь женскому делу, — парировала мадам Драпье.

— Шитье — лучшее средство развить мечтательность! — поддержала ее Мадлен.

— А также умение готовить, знание секретов счастливой семейной жизни! — прибавила мадам Драпье с обезоруживающим простодушием. — Я приготовила вам свежую щуку из наших прудов, пирог со шпинатом, а на десерт наше мороженое.

После обеда Жизель вступила в каждодневную борьбу с Анжелой, пытаясь уложить ее в постель для послеобеденного сна. Стараясь выиграть время, ребенок прибегнул к обычной стратегии:

— Ты мне расскажешь сказку?

— У меня для тебя есть книжка, — вмешалась Мадлен, — в ней полно картинок… Это история одной маленькой девочки из Сен-Совера, которая умела говорить с животными и лазить по деревьям.

— Как белка?

Мадлен протянула Анжеле экземпляр своей книги «Колетт, пересказанная для детей». Схватив ее, та побежала вслед за матерью в спальню.

Минут через двадцать пришли комиссар Фушеру с инспектором Джемани.

— Мне очень жаль, что наша беседа не состоялась раньше, — начал было Фушеру.

— Потише, пожалуйста. В соседней комнате спит ребенок. Давайте пройдем на террасу. Черносмородиновый ликер?

От ликера они отказались и уселись в тиковые кресла, потемневшие от полировки льняным маслом. Комиссар кивком попросил свою помощницу начать разговор.

— Мадам, хотелось бы вместе с вами прояснить некоторые вопросы. Этим утром вы сказали, что еще раньше заметили кое-какие… — Лейла заглянула в свой блокнот, — «несоответствия» в ходе инвентаризации.

Мадлен потупилась:

— Я никогда никому об этом не говорила, но письма, украденные сегодня, совсем не значились в первоначальном списке, составленном в Париже и переданном клубу.

— Кому они были адресованы? — спросил комиссар.

— Все они писались одной молодой женщине, Пупе де Капденак, с которой очень подружилась постаревшая Колетт и которой поверялись все домашние заботы.

— Вы хотите сказать, что эти письма совершенно неожиданно появились в ее литературном наследстве?

— Это кажется невероятным, но у меня сложилось такое впечатление. Меня поражает и то, что пропали некоторые вещи, числившиеся в описи. Во время перевозки в Сен-Совер исчез один медальон с камеей, испарились рецепты кремов молодости — как вы знаете, Колетт создала собственное средство для сохранения красоты — и один детективный роман с автографом автора.

— Вы заявили о пропаже?

— Нет, я не решилась. К тому же большой ценности эти вещи не имели. Но зато на всякий случай я сфотографировала все предметы до их отправки в Сен-Совер.

— Вы можете показать нам фотографии? — вмешался Фушеру.

Мадлен Дюжарден подошла к своему бюро и долго шарила в ящиках.

— Не сильна я в наведении порядка, — извинилась она, вернувшись и перелистывая свои альбомы. — А! Вот и они!

Фушеру узнал знакомую коллекцию, выставленную в музее.

— Можете показать нам пропавший медальон?

Она направила указательный палец на самый маленький. Фушеру оживился; он положил рядом клише Мадлен и фото медальона, послужившего орудием самоубийства. Они совпадали.

— Похоже на изображение Мицу! — воскликнула инспектор Джемани.

— Так оно и есть! — подтвердила Мадлен, обрадованная тем, что нашла знатока.

— Именно месье Ришело производил инвентаризацию фондов? Не думаете ли вы, что он и похитил этот медальон?

— Вполне возможно, но почему этот, а не другой? — удивилась Мадлен. — И зачем ему рецепты молодости? Может, хотел сделать подарок одной из своих… подруг?

— Если только не себе лично… — язвительно заметила Джемани.

— А украденная книга? Как она называется?

Мадлен Дюжарден стала сверяться со списком.

— Признаюсь, я ее не читала. Честно говоря, не такая уж она известная… А! Вот!.. «Завещание Милого», детективный роман, написанный Коломбом Бризеду и изданный за счет автора в «Пресс дю Фаланстер».

— Достаньте нам эту книгу, инспектор Джемани… А теперь — о деле Брюссо. Вы присутствовали при обнаружении трупа, не так ли?

— Действительно, и это было для меня таким ударом…

Она рассказала им о поездке с Антуаном Деврилем к пруду Безумия.

— Что меня крайне удивляет, — сказала в заключение Мадлен, — так это то, что Жюли старалась утонуть. А ведь она была превосходной пловчихой… Не так-то это легко… Рассматривалось ли предположение о несчастном случае?

— Тогда, мадам, — возразил Фушеру, — что она могла делать одна у этого отдаленного пруда? Кстати, анализ показал, что мадам Брюссо до этого приняла приличную дозу транквилизаторов. Да и высокие сапоги, бывшие на ней, явно предназначались для удержания ее на дне.

— Вы хотите сказать, что она и впрямь предприняла все возможное, чтобы не вынырнуть?

— Выходит, что так. Но тело зацепилось за корни и не пошло ко дну.

— Можно подумать, что она все сделала, чтобы ее тело не было найдено… — рискнула предположить Мадлен Дюжарден.

— Не видите ли вы причин, объясняющих подобное стремление к сокрытию всех следов?

— Никаких, комиссар… Даже не могу объяснить причину ее смерти. Захоти она уйти из жизни, она бы отдала распоряжения по дому, доверила кому-нибудь попугая. Оставила бы предсмертную записку, наконец!.. Она была такой деловой… Не из тех, кто слишком жалеет себя, поверьте мне. И все-таки найти причины можно: у нее не было семьи, и она страдала от болей в бедре, правда, никогда не жаловалась.

— Не думаете ли вы, что когда она узнала о своей неизлечимой болезни, то нарушилась ее психика?

— Это меня удивило бы… Ведь она ни разу не посещала врача!

— В Сен-Совере, вы хотите сказать?

Оба полицейских обменялись понимающими взглядами.

Уложив дочь, Жизель Дамбер, привлеченная голосами, подошла к террасе. Она перехватила взгляды партнеров, и это ее почему-то насторожило. Повинуясь внутреннему чувству, она не вышла на террасу, а, сдерживая дыхание, осталась стоять за застекленной дверью. Отсюда ей было слышно все.

— К чему бы ей проходить консультацию в другом месте? — продолжала Мадлен. — И у нас есть хорошие врачи.

Когда она отвернулась от них и наклонилась, чтобы поставить на лапки прирученного ежонка, они одновременно вполголоса произнесли: